Орлиное гнездо
Шрифт:
– Мой отец… мой и Адриана… еще жив, и он сейчас в Эдирне. Он живет с моей матерью, и ты увидишь их обоих.
Его родители еще живы? У них в Валахии нечасто доживали до преклонных лет, даже господа. Василика вдруг подумала, глядя на своего повелителя, что Абдулмунсифу должно быть не менее тридцати лет – хотя вначале он показался ей гораздо моложе.
И тут Василика поняла, что ей сказали. Отец Штефана, знатный грек, еще жив! Она своими глазами увидит господина из великого города*!
– А еще братья или сестры
– Братьев нет. Есть три сестры, их ты тоже увидишь.
Василику охватил мгновенный страх; но она совладала с ним. Улыбаясь, турок погладил ее по бедру, потом ушел. А Василика не сразу и поняла, что ее приласкали – и что ей это понравилось…
Неужели Штефан хотел сказать, что возьмет ее в жены? Не слишком ли велика честь для дворовой девушки? И даже пожелай он того – как сделать это в Турции, если он и вправду христианин?
И если бы Василика согласилась сама… Жена – это уже не раба. Но в Турции, должно быть, жило много женщин непонятного положения. Страна султана богата, жирна, и может их содержать.
“Но я и сама никогда не пойду за такого человека, - мрачно подумала Василика. – Если начнется христианское дело, в котором спросят меня!”
Но пока ее никто не спрашивал.
Войско благополучно добралось до Турции, почти без потерь – если не считать нескольких солдат, не выдержавших трудностей пути. В лагере вспыхнула небольшая лихорадка, которая не затронула Василику, только простых турок и венгров, спавших скученно.
По мере того, как они продвигались вглубь империи, войско рассеивалось, расквартировываясь по разным частям: армия султана и без валашских пленников была разношерстна и разнородна. Но Василика уже мало что могла видеть. Близ границы Штефан спустил ее с телеги – и сказал, что это уже насовсем.
– Не годится тебе ехать на возу вместе с рабами, - сказал он.
Рабы предназначались для другого. Василика увидела, что четверо дюжих мужчин стоят около резного деревянного паланкина. “Истинная княжна”, - с насмешкой над собою подумала она.
– Тебе следует сокрыть себя от чужих глаз, как это делают наши женщины! – сказал Штефан.
Василика хотела сказать, что она не их женщина и никогда ею не будет, – но промолчала. Что толку? Ей останется только вонзить в этого турка свой нож, если она захочет оспорить его слова.
– Кроме того, здесь мой воз разгрузят, - мягко прибавил ее избавитель. – Ты долго тряслась на нем, а слуги ступают гораздо мягче, чем лошади!
Василика улыбнулась.
– Ты очень добр.
Оглядевшись, Штефан обнял ее за плечи и отвел в сторону. Когда они скрылись от чужих глаз, турок нежно взял ее руки и, перевернув их ладонями кверху, поцеловал запястье – там, где бешено забилась жилка. Если бы этот человек прокусил ей руку и
Но он только несколько раз поцеловал ей руку, а потом обнял и поцеловал в губы – долгим, жарким поцелуем, от которого у нее пресеклось дыхание и ослабли колени, лаская губами и языком ее уста.
– Ты мне не муж, - глядя исподлобья, прошептала Василика, когда турок оторвался от нее и она смогла отдышаться. Щеки пламенели как маки. – Тебе нельзя…
Штефан только рассмеялся и поцеловал ее снова, обхватив голову, так что кудрявая макушка уткнулась ему в сгиб локтя. Василика давно рассталась со своей меховой шапкой.
– Я ведь даже не красива, - получив свободу, задыхаясь, прошептала девица. В ее больших темных глазах плескалось смятение – готовое вылиться на голову любовника ледяным морем.
– Ты красива, - тихо ответил он, глядя ей в глаза и гладя невольницу по щекам. – И у тебя сладкие губы.
Потом, взяв девушку под руку, турок подвел ее к носилкам. Усадил туда; а потом сказал, наклонившись к ней, пока она не скрылась:
– Разуйся, эти тяжелые сапоги тебе больше не понадобятся. Я принесу тебе удобные туфли.
Василика наклонилась вперед и посмотрела в глаза Абдулмунсифу.
– Как прикажет мой господин, - сказала она - и резко, один за другим, стряхнула сапоги с ног. Когда свалился правый, Василика запустила в него руку и вытащила нож. Опять посмотрев в глаза турку, она заткнула этот нож за пояс.
Абдулмунсиф несколько мгновений смотрел на валашку, вытаращив глаза, - а потом безудержно расхохотался.
– Ты дикарка, - он качал головой, возводил очи горе, воздевал руки, потом опять ронял их. – Да смилуется надо мною Аллах, какие вы все изумительные дикари!
Василика прикрыла глаза и увидела оскал Марины, облизнувшей яркие, жадные губы.
А когда девушка снова взглянула перед собой, ее хозяина уже не было.
Турок принес ей зеленые сафьяновые туфли с острыми загнутыми носками.
– Сними и чулки, ты наверняка стерла ноги.
Он нежно взял ее за ногу, не смущаясь присутствием невольников. Василика нахмурилась, но не стала вырываться, пока ее не отпустили. А потом Штефан расправил и показал ей легкую шелковую ткань, которую принес на плече.
– Ты христианка, и я тоже, - сказал турок. – Но тебе нужно соблюсти наш обычай, потому что ты будешь жить среди нас.
Василика закрыла глаза снова, и чадра окутала ее голову, спустившись до самых подушек, разбросанных по паланкину.
Когда носилки поднялись и поплыли, качаясь, над смутным людским морем, валашка подумала, что давно потеряла из виду князя и его воинов. Конечно, то были не витязи Дракулы, своею яростью и сплоченностью производившие истинные чудеса, - но мысль о такой потере, потере самих себя, заставила больно сжаться сердце.