Орлиное гнездо
Шрифт:
* Материализации в парапсихологии действительно боятся света: может быть, от этого и пошли легенды о вампирах, не выносящих солнца.
* “Слуга Благородного”.
========== Глава 71 ==========
Путь до Турции был долог – Василика никогда прежде даже не воображала себе таких долгих путешествий. Скоро она перестала считать дни, которые слились в одну белую дорогу.
Вспомнить о времени ее заставило только женское
И тогда Василика заползла вглубь телеги и занавесилась своим платьем и шкурами, насколько получилось. В этой палатке прислужница княгини вынула нож из сапога и распорола один из тюков с шерстью. Заметит хозяин – что ж, так тому и быть… Но он, конечно, заметит. Василика привела себя в порядок, когда уже успела замарать свои штаны.
Едва они стали на привал, Абдулмунсиф, по своему обыкновению, подошел к пленнице. Когда она спрыгнула ему в руки, то поморщилась; турок, оглядев Василику с ног до головы, поморщился тоже. Девица, покраснев от стыда, посмотрела ему в лицо – и, глядя с вызовом, показала сначала на свои шаровары, а потом на телегу.
Она стала руки в боки, как будто винила своего господина в том, что с ней происходило. Но это был совсем непонятный человек – Василике показалось, что турку понравилось, что делается с ней; а еще более понравилось, что она признается ему в таких вещах.
Абдулмунсиф проводил Василику в палатку, где она смогла позаботиться о себе. Ей пришлось подобрать новые штаны, которые полоскались вокруг ног, как парус. Но это было и к лучшему.
Пока ее не отправили обратно на телегу, Василика смогла немного осмотреться. Она с острой ненавистью и тревогой заметила большой шатер султана, расписанный райскими цветами и птицами - и снаружи, и, наверное, изнутри; с бунчуком*, украшенным семью разноцветными конскими хвостами. Шатер был наполовину заслонен янычарами, воинами из бывших христиан, и турецкими рыцарями – сипахами, в длинных кольчугах и остроконечных шлемах. Василика подумала, что ни разу не видела, чтобы ее господин одевался подобно своим соотечественникам: и платье, и вооружение на нем было валашское, даже после того, как он воссоединился со своим султаном. И султан ему это спускал…
Неужели Мехмед и в самом деле терпит христиан и христианский обычай более, чем христиане – его?
А вслед за этим Василика увидела такое, что чуть не села прямо на снег перед своей палаткой, снова испортив штаны. Из шатра вышли двое – сам султан и Бела Андраши. Все при виде этих двоих простерлись ниц.
Только Василика осталась стоять, торчать жалкой фигуркой на снегу посреди всеобщего преклонения. К счастью, ее поведения никто не приметил; как солдаты и их начальники едва ли примечали ее вообще. Им с некоторых пор было запрещено примечать Василику…
Султан тоже не увидел валашскую женщину поверх спин своих рабов. Бела Андраши, однако, в ноги Мехмеду не кланялся – он ограничился, а Мехмед удовольствовался низким поясным поклоном своего вассала. Василика вдруг подумала,
Вокруг нее царило такое страшное всеобщее лицемерие, что не только душу – голову сохранить на плечах едва ли получалось. Василика тенью уползла назад в палатку и не показывалась до тех пор, пока за ней не пришел господин.
Абдулмунсиф положил ей руку на плечо, почти дружелюбно поглядев в глаза; а Василике вдруг захотелось, чтобы он ее опять поцеловал… Девица шевельнула ногой, ощутив холодное касание стали, и отогнала такие мысли.
– Ты устала? – вдруг спросил турок.
– Да, - правдиво ответила она. Хотя Василика и ехала на телеге, от непрекращающейся тряски, уже который день, она чувствовала себя разбитой. К тому же, простудилась. Василика кашлянула в ладони, и Абдулмунсиф погладил ее по голове, по мохнатой шапке – точно домашнюю кошку по шерстке.
– Скоро мы будем дома.
От этих слов у нее внутри все оборвалось. Василика опустила глаза, стараясь скрыть свои чувства. Но Абдулмунсиф, конечно, все и так понял.
– У нас теплее, чем в Валахии, - проговорил он, улыбаясь. – В Эдирне очень красиво. Ты должна посмотреть.
У Василики дрогнули в улыбке губы.
– Должна, - задумчиво произнесла валашка. Ей редко приходилось задумываться до сих пор – задумываться, пока она служила своим князьям. – Скажи, ты солгал мне? Я не буду при тебе служанкой?
Она впервые не назвала его господином; а Абдулмунсиф, казалось, не обратил внимания.
– Нет, - помедлив, ответил он. – У меня будет много слуг. Ты будешь в моем доме… под моей рукой, - сказал турок, не сразу подыскав верные слова.
Василика усмехнулась. Она взялась за лоб, закрыв глаза.
– У тебя много жен в Турции? – шепотом спросила валашка.
Она ощутила прикосновение к плечу, и изумленно открыла глаза.
– У меня нет ни одной жены в Турции, - ласково произнес Абдулмунсиф. – Я христианин.
Это было то, что Василика успела совершенно позабыть.
Она не знала, что еще сказать; а турок, помешкав, протянул ей пару лепешек, переложенных ломтями сыра.
– Съешь пока; потом я дам еще. Лучше тебе не оставаться на земле.
– Среди ваших солдат, - сказала Василика, пристально посмотрев на него. Штефан немного покраснел.
– Да, - сказал он. – Идем.
Когда он подсадил ее на воз и хотел уйти, Василика удержала его за рукав. Сама не знала, как осмелилась; но потом сжала пальцы крепко. Штефан не вырывался.
– Кто был твой отец? – шепотом спросила пленница.
Она порозовела от волнения; он тоже.
– Большой человек… царского рода, - ответил он. – Я думал о моем отце, когда принял греческую веру.
Турок ушел. А Василика осталась оцепенело сидеть на возу, собираясь с мыслями. Ее знобило – хотя вокруг уже начало теплеть.
Марина в эти дни ее не трогала; хотя ночами Василику одолевали жаркие, страстные сны. Своих снов Василика не могла припомнить - ни одного.
А когда Абдулмунсиф пришел к ней с дымящимся пловом на тарелке, он сказал: