Орлиное гнездо
Шрифт:
– На самом деле безразлично, жив ты или мертв, - горько сказала нежить.
Василика зажмурила глаза и зажала уши. Ей показалось, что тьма сгустилась вокруг нее, оборачивая ее, как нагретое полотно после турецкой бани; как неверные заворачивали своих женщин, в одно покрывало за другим. Потом девушка отняла руки от ушей – это получилось с трудом, как будто руки приклеились; глаза разлепить тоже оказалось нелегко.
Она увидела, что одна. Потом Василика посмотрела на вход в шатер - и распахнула глаза в изумлении и ужасе: свет за дверью окрасился
Потом валашка почувствовала голод, впившийся в желудок. Она даже застонала, схватившись за живот. Почему к ней никто не пришел – забыли?..
Василика поднялась на затекшие ноги; но вместо того, чтобы выйти из шатра, подошла к своей постели и легла, обхватив голову руками. Ей казалось, что она, еще не умерев, попала в ад. Василика попыталась молиться, но ничего не вышло.
Потом колыхнулись полотнища у входа, и девушка быстро села. Это оказался валах Александру: Василика так обрадовалась живому человеку, что чуть не схватила его в объятия. Бедняга, должно быть, умер бы со страху, вздумай она так поступить. Смиренный валах поставил перед ней поднос с горячим супом, кебабом* и лепешками.
Василика стала есть – с жадностью, с наслаждением. Ей казалось, что она не ела добрую сотню лет.
Наевшись, она откинулась на подушки и заснула как убитая.
Проснувшись, Василика увидела за полотняной занавесью черный силуэт своего господина, освещенный лампой, – кудри, ниспадающие на гордо развернутые плечи, высокий лоб и нос с горбинкой. Штефан что-то читал.
“Вот бы и мне выучиться читать и понимать все эти премудрые господские вещи!” - с тоской подумала валашка.
Но пока Василика могла только встать и окликнуть этого турка, назвав господином. Он распрямился.
– Что?
Василика приблизилась к нему: сердце так и замирало. Она отвернула край полотна и склонилась, заглядывая в щель, чтобы посмотреть Штефану в лицо.
– Я хотела тебя спросить, господин, - прошептала девица. – Ты очень похож на князя, а тот – венгр…
Василика замолчала, закусив губу. Она не знала, как продолжить. Абдулмунсиф улыбнулся, став сразу и краше, и страшней.
– Наш князь венгр только по матери, - сказал турок. – Его отец родом из Царьграда. Мой – тоже.
Штефан помедлил и прибавил:
– Завтра мы уходим… снимаемся с лагеря. Приготовься.
Он опять вернулся к книге, дав понять, что все сказал. Василика выпрямилась и выпустила занавесь из рук. У нее не осталось ни слов, ни мыслей.
* Румынская и молдавская лирическая народная песня.
* По румынским поверьям (и поверьям многих близких к румынам южнославянских народов), вампиром может стать самоубийца, как богоотступник. Кстати говоря: одна из румынских разновидностей вампиров – стригои – имеет рыжие волосы, голубые глаза и два сердца.
* Шашлык: мясо с овощами, изжаренное на вертеле.
==========
Они уходили ввечеру – Василика едва успела закончить со своими шароварами, работая как проклятая: меньше всего ей хотелось бы предстать этой армии чужих мужчин полуодетой или одетой как женщина. Должно быть, памятуя о том же самом, Штефан по первой ее просьбе подарил Василике ремень и высокие крепкие сапоги. В первый раз она могла отойти по снегу далеко… если бы ей дали на это время.
И Василика смогла припрятать в сапоге нож, брошенный валашским военачальником.
Ножа у нее никто не отнимал – с того самого дня, как ее поселили сюда; Василика не могла поверить, что ее тюремщик не приметил этого оружия, а значит, он попросту презирал ее попытки взбунтоваться. А может, Абдулмунсифу пришлась по нраву ее строптивость – как знать…
Василика как раз заканчивала облачаться, надевая овчину поверх шерстяной безрукавки, как Абдулмунсиф вошел к ней, без всякого предупреждения. Турок опустился перед нею на колени, чтобы посмотреть в глаза.
Может быть, хотел успокоить. Василике начало представляться, что ее восточный хозяин стал по-своему привязываться к ней.
– Мы уходим, - сказал турок, улыбаясь этому.
Василика улыбнулась в ответ. Она шевельнула правой ногой, ощутив успокоительный холод и твердость стали в сапоге; почувствовала, как на щеки взошел румянец.
– Ты очень добр ко мне, господин.
Штефан ласково кивнул; его белозубая улыбка стала шире. Потом он вдруг положил ей руку на правое колено – и у валашки зашлось сердце: конечно, сейчас хозяин выхватит нож из ее сапога и всадит ей же в грудь! Девица закрыла глаза; и тогда рука исчезла с ее колена – но потом обе руки турка легли ей на плечи, и он оказался так близко, что это испугало Василику пуще всех угроз пыток и смерти, исходивших от него.
Хозяин поцеловал ее горячими, нетерпеливыми раскрытыми губами. Ее в первый раз целовал мужчина!
Потом он поднял ее и обнял за плечи. Василика не могла как следует думать ни о чем – ни о том, что этот человек любил мертвую княгиню, ни о том, что он был рожден неверным, ни о том, что он признался в близком родстве с князем Валахии… у нее подкашивались ноги, кружилась голова, и она не верила ни этому турку, ни его поцелую, ни самой себе.
Неужели ей все-таки предстоит стать наложницей турка? Хватит ли у нее твердости, чтобы уйти от такой доли?
“Напрасно вы думаете, что когда-нибудь сможете освободиться”, - прозвучал в ее голове чужой, предостерегающий голос: голос мертвой благородной женщины.
– Ты говорил, что от меня несет, - сказала Василика, посмотрев в лицо Абдулмунсифу; темный огонек ярости и упрямства разгорелся в ее глазах. – А теперь так делаешь со мной?..
Конечно, он мог делать с ней все, что пожелает! Но вместо того, чтобы вслух признать свою власть, Абдулмунсиф только усмехнулся и потрепал пленницу по щеке.