Орлиное гнездо
Шрифт:
– Больше от тебя не несет, - сказал он.
Потом спросил:
– Ты взяла все свои вещи?
– Да, - сказала Василика, не глядя на турка. Он ничего не ответил; только крепко взял ее за руку и вывел из шатра. Она получше надвинула на лоб шапку с меховым околышем, из-под которой свисала толстая коса, и стала посматривать по сторонам уже смелее – куда смелее, чем когда очутилась в лагере!
Но теперь этот стан сворачивался у нее на глазах: падали и складывались шатры, палатки; гасли костры, которые быстрые уверенные руки забрасывали
– Ты поедешь на одном из моих возов, - сказал ей Штефан, остановив Василику в тени обоза*, который как раз составлялся. Он осмотрел полонянку с ног до головы в ее мужском платье - и, усмехнувшись, заключил: – Я бы дал тебе лошадь, если бы ты умела ездить верхом!
Василика благодарно кивнула.
– А куда мы теперь…
Она так и не спросила об этом своего хозяина. А больше было не у кого – Абдулмунсиф, именуемый Штефаном, стал для нее единственным окном в мир.
– В Турцию, - ответил ее господин так спокойно, точно не было в его жизни ни одного христианского дня. – Сдаваться на милость султана!
Василика всхлипнула от ужаса, схватившись за телегу; почувствовала, как в глазах темнеет. Абдулмунсиф крепко и больно схватил ее за руку.
– Эй!
Он хотел ударить ее по лицу, чтобы привести в чувство; но почему-то не сделал этого. Василика очнулась сама.
– Как в Турцию? Как сдаваться? – прошептала валашка, думая, что она сейчас в самом дурном, ужасном сне. – А как же князь…
– Потом все сама увидишь!
Абдулмунсиф без лишних слов схватил ее и подсадил на телегу силком. Потом, беззаботно смеясь, похлопал девушку по ноге – по той самой, которая скрывала нож.
– Сиди!
Прятаться он ей больше не велел. Василика свесила ноги и схватилась за край возка, как сидело множество слуг, ехавших в обозе. Пока бояться было особенно нечего; делать тоже нечего – и она могла смотреть по сторонам и раздумывать…
Бежать Василика не сможет. Даже если бы решилась на такое в виду всего войска – она станет добычей диких зверей или диких людей в тот же день. Она совсем не знает этих земель, которые все равно что турецкие… А ее спаситель и господин верит ей: да, он почему-то верил ей и ее влечению к нему.
Кроме того, не может все быть так просто. Наверняка под этой сдачей на милость султану что-то кроется! Ее господа такие хитрые люди!
Или же Бела Андраши так убит, сломлен горем, что и в самом деле решил сдаться Мехмеду: а этот турок мог обольстить его. Такая мысль была настолько правдоподобна, что Василика чуть не соскочила с телеги, несмотря на весь ужас смерти и расправы. Но девица удержалась. Ей теперь не было другой дороги, кроме как с этими людьми, этими повелителями.
Вскоре дорога убаюкала ее, и Василика стала клевать носом. Заставив себя встряхнуться, валашка увидела подле себя черную смуглую женщину в белом – мертвую женщину. Светлые одежды Марины сливались со снегом,
– Я думала, что вы боитесь солнца, - сказала Василика.
– Не открывай рта, заметят, - серьезно посоветовала Марина. – Ты можешь просто думать – я услышу.
Василика кивнула.
“Мы боимся солнца, когда являемся телесным глазам, - прозвучал в ее голове тот же голос, который она уже привыкла слышать ушами. – Ты же сейчас видишь меня глазами души, которых почти никто не открывает”.*
Василика боязливо притронулась к виску.
“Как же слепы все вокруг!”
“К несчастью, милая, - серьезно и сочувственно отозвалась Марина. – Или же к счастью. Бог рассудит!”
Василика покраснела.
“Ты слышишь меня, все мое сердце… как на исповеди!”
Марина рассмеялась.
“Исповедник слышит только язык, дитя мое, а никак не сердце! И подбери ноги, а не то потеряешь сапоги”.
Василика торопливо подобрала ноги и поправила нож в правом сапоге. Совет был очень кстати.
“Мне так стыдно, что ты все слышишь!”
Марина вдруг с улыбкой обхватила ее за шею, царапнув длинными ногтями, и жарко поцеловала в уста: как невольничью печать поставила. Как метил рабов султан, к которому они ехали.
“Твой ангел-хранитель должен же знать, что ты замышляешь!”
Конечно, этому духу любо было насмехаться над нею; но поделать Василика ничего не могла.
Марина вдруг обняла ее за плечи, так что рука в белом разрезном рукаве обнажилась до локтя, и показала за спину Василике – то есть вперед.
“Видишь ли, куда мы едем?”
“Нет, - испуганно подумала Василика. – Куда?”
“Назад на север, к Тырговиште! Султан выедет навстречу княжескому войску, и вы все вместе двинетесь в Турцию!”
Господи, неужели это правда? Абдулмунсиф продаст ее в рабство?
Сколько таких полонянок увезли в Турцию за все эти годы – и скольких выманили таким вот обманом, как ее?
“Обыкновенные турки так не любезничают, моя милая, - немедленно откликнулась Марина на ее мысли, хотя Василика вовсе того не просила. – И ты уже его раба, хотя и необыкновенная. Думаю, он оставит тебя при себе”.
Василика всхлипнула и утерла глаза. Боже всемилостивый, она до того дошла, что искала утешения у этого нечистого существа, у живого мертвеца!
И тут длинный палец вскинул ее голову за подбородок, и злые глаза с красным огнем впились в ее глаза.
– Будь-ка со мной поучтивей, девчонка! – уже в полный голос крикнула ей в лицо боярская дочь так, что чуть не оглушила. – Думаешь, сама я довольна, что мне тебя навязали?
Василика, вскрикнув, содрогнулась и быстро осмотрелась: невозможно было поверить, что это существо видит и слышит она одна. Несколько голов и в самом деле смотрели на ее воз с земли, с лошадей: но только на нее одну, на чудную полонянку турецкого рыцаря, с которой вдруг приключились корчи. Василика взглянула направо, налево – Марина пропала.