Орлиное гнездо
Шрифт:
– Нет, совсем не плохо. Бывало куда хуже, - ответил он. – Меня отпустили под честное слово, - прибавил витязь, предупреждая следующий вопрос. – Князь Дракула поручился за меня. Сам князь не покидает замка, а его витязи могут отлучаться, и кое-кто даже завел здесь семью и зажил своим домом…
“А ты сам?” - подумал Николае; но вовремя прикусил язык.
Он мимолетно удивился тому, что витязи Дракулы женились на католичках, - но после брака самого Дракулы едва ли стоило этому удивляться.
– Неужели король Корвин так верит вам… и князю? – прошептал юноша.
Корнел
– Мы доказали нашу верность и крепость нашего слова, - сказал он.
Николае не посмел ничего ответить.
Корнел опять вгрызся в свое яблоко – и грыз его, пока не съел с косточками. Николае молчал, глядя в свою кружку, - он налил себе, но так и не выпил.
Корнел выплюнул последнюю косточку на землю и, постучав пальцами по столу, спросил:
– А ты не забыл моих уроков?
Николае принужденно рассмеялся.
– Нет, - сказал он. – Я… Я ведь присягнул королю, - признался он, невольно покраснев. – Я давно беру уроки у его рыцарей…
Корнел поднялся из-за стола, и Николае тут же встал следом, как почтительный ученик. Корнел опять подошел к хозяину и положил руку ему на плечо.
– Может статься, мы еще пойдем вместе на Царьград.
Николае покачал головой; он был не слишком хорошо осведомлен о государственных делах, но это прозвучало как совсем неуместная шутка. Корнел похлопал его по плечу, потом убрал руку.
– Мне пора… Я заходил только узнать, как вы поживаете, - с улыбкой сказал витязь.
Он пошел к калитке, а Николае – за ним. У калитки Корнел обернулся и посмотрел на юношу.
– Обними и поцелуй за меня Раду.
Николае кивнул, чувствуя, как защипало в глазах. Он сморгнул.
– Ты знаешь, что наш отец… старый Раду умер?
В неподвижных глазах Корнела что-то мелькнуло, точно на миг показался утопленник в черном пруду.
– Бедняга, - сказал витязь.
Он крепко сжал руку Николае.
– Обними же и благослови за меня моего сына.
Корнел повернулся и зашагал прочь, легким молодым шагом. Темная полуседая грива рассыпалась по могучим плечам. Николае долго провожал витязя взглядом – и грудь его вздымалась от тревоги.
Когда гость скрылся за углом, боярский сын повернулся и направился в дом. Он почти бегом ворвался в двери, точно боялся, что, пока его не было, дитя похитила нечистая сила.
– Раду! – крикнул он. – Раду!
Николае вбежал в комнату.
– Дядя! – ликующе крикнул мальчик. Он был счастлив просто потому, что жил.
Николае подхватил его на руки и прижал к сердцу, точно мать. Он поцеловал и взъерошил темные кудри Раду.
– А кто к нам приходил? Собака лаяла, - сказал Раду, посмотрев в глаза отчиму.
– Чужой человек… Он уже ушел, - прошептал Николае.
========== Глава 79 ==========
Когда на море поднялась качка, Василике стало худо: и, как ей ни хотелось любоваться морем и туземными берегами, Василике пришлось уйти в каюту и лечь. Штефан был рядом – и участливо гладил ее руку,
– И хорошо, что ты сидишь внутри, - прошептал турок. Он утер пот, оросивший ее лоб. – Кораблем владеет мой старинный друг-грек, но на его судне много других греков, которые мне не друзья: если они приметят тебя, может быть большая беда…
– Я тогда попаду на невольничий рынок? – спросила Василика, почему-то почти не испугавшись.
– Константинопольский рынок рабов – один из самых больших, - сумрачно ответил ее хозяин.
Ее положение рабы при нем теперь служило Василике скорее защитой, чем цепями: оба давно уже понимали, что Штефан обходится с нею вовсе не как с рабою. А всего вернее – все подданные Мехмеда были рабы, одни из которых тиранствовали над другими…
– Или тебя могут заметить пираты, которых немало в этих водах, - серьезно сказал ее господин.
Штефан поцеловал ей руку, и Василика стала гладить его волосы. Оба ощутили желание, но Василика понимала, что господин не возьмет ее, пока не получит какого-нибудь высшего дозволения… Пока не сможет освятить их любовь благословением церкви, над которой сам смеялся…
“Да ведь ему нельзя жениться на мне!
– озарило ее. – Мехмед узнает, что Штефан христианин… или то, что Штефан и его братья называют христианами: султану доложат шпионы, и тайна ордена откроется. Пожалуй, мой господин взял бы меня даже для того, чтобы спасти от Андраши и его присных: но гнев султана для нас страшнее. Или же Штефан намеренно будет хранить меня, чтобы прикрываться мною от белого рыцаря: несчастный Андраши помешан, и моя девственная кровь кажется этому человеку залогом земного счастья, которое супруг моей княгини навеки утратил… Штефан сможет использовать Андраши и удерживать его и его силы, каковы бы те ни были, от попыток овладеть Стамбулом, дразня своего вождя мною…”
Да и незаконное дитя им нельзя зачать: Василика знала, что есть способы уберечься от зачатия, но ни один не помогал наверное. Земная любовь никогда не была свободной и безопасной, тем пиром души и тела, которым каждый любовник услаждал себя более в мечтах, чем наяву.
Желудок у нее успокоился, любовное томление прогнало прочь дурноту, и Василика заснула под шум моря.
Сон ее оказался еще страшнее действительности: перед ней хохотала, выхваляясь своей нечеловеческой ловкостью, злоумная Марина, и сулила Василике страшную и скорую смерть…
“Но ведь этого быть не может, что ты говоришь!
– крикнула Василика, поняв наконец, в какую ловушку ее заманила высокородная бесовка. – Нельзя воскресить человека против воли Господа!”
Марина скалилась, подбоченясь и уставив на жертву свои черные бездонные глаза.
“А как ты можешь знать, что это противно воле Господа? Попы напели? Так попы и в меня не верят: не поверят, даже если собственными глазами увидят…”
Марина засмеялась.
“Люди даже глазам своим не верят – ты не знала? Они верят только тогда, когда то, что они видят, похоже на то, во что они верят!”