Орлиное гнездо
Шрифт:
Пока они не схлестнулись с отрядом турок.
В Трансильвании турецкое иго ощущалось не так, как в Валахии, - и о том, что они сейчас все равно, что на турецкой земле, венгры вспомнили только тогда, когда услышали молодецкий посвист, крики “Аллаху акбар*!” и увидели сверканье искривленных мечей. Нет, перед ними были не разбойники, а настоящие воины; и турки вступили с венграми в бой, не начиная никаких переговоров.
– Дракула! – закричал предводитель венгров, первым бросаясь на того, кто казался предводителем
– Дракула! – повторили его воины; и яростно схлестнулись с врагом следом за вождем.
Турок было больше числом, и умением они тоже взяли; и бой кончился их полной победой. Факельщика с сорванной спиной и с ожерельем за пазухой выбили из седла в первую же минуту, и он лишился чувств. Потому и уцелел до тех пор, пока все его товарищи не оказались перебиты. Турки, взбеленившиеся при звуке имени Дракулы, не пощадили никого.
Когда все стихло, предводитель турок, красивый рослый мужчина с подстриженной черной бородой, посмотрел сверху вниз на мертвого вождя венгров – его всклокоченная борода торчала кверху. Осман усмехнулся и поставил убитому ногу на грудь.
– Дракула, - пробормотал он сквозь зубы. – Что за ослы!
– Мы бы все равно вытянули из них всю подноготную, если бы кто и остался жив, - улыбаясь, откликнулся другой турок. Вождь кивнул.
– Обыскать! – приказал он, указав пальцем на трупы.
Приказание было немедленно и подобострастно исполнено. Вскоре к ногам предводителя свалили груду свитков и почтительно положили книгу в бархатном переплете. Забыв о важности, осман упал на колени и впился взглядом в найденную книгу; расстегнув застежку, открыл, пробежал глазами несколько латинских строк и просиял.
– Хвала Аллаху, - сказал он.
И тут внимание турка привлек стон, донесшийся из травы.
В мгновение ока он очутился около несчастного факельщика, приставив к его горлу свой меч.
– Собака! – сказал турок сквозь зубы.
Смертельно бледный осквернитель гробницы пытался обжечь его таким же презрением.
– У меня есть кое-что… чего тебе не понять, - простонал венгр; ему самому казалось, что он лежит на раскаленном железе, так была разбита несчастная спина. – Об этом я буду говорить только с тем, кто тебя послал!
Турок, не слушая больше пленного, выпрямился и убрал оружие в ножны. – Он жив и не ранен! – радостно оповестил он своих воинов. – Отнимите у него все, чем он может лишить себя жизни, а мы доставим его к нашему большому белому паше… Обыскать его немедленно!
Вскоре венгр лишился своей драгоценной добычи, и теперь на нее так же алчно, как сам факельщик, таращился турок.
– Так-так… не понять, значит, - пробормотал он наконец, торжествующе улыбаясь и очерчивая пальцем серебряные витки.
Это украшение очень походило на приз, какие венгерские рыцари брали на турнирах. Но среди линий ожерелья,
– Нам послал тебя сам Аллах, - сказал осман факельщику, который успел уже тысячу раз пожалеть, что не догадался… или не нашел решимости лишить себя жизни, пока его не нашли. Правда, все самоубийцы попадали в ад. Но разве не в ад его повезут теперь – ад, какого не выдумает и сам сатана?..
На осквернителя склепа Кришанов опять повеяло смрадом, чудовищной отравой, которая вызрела за протекшие месяцы в каменном гробу валашского рыцаря, унесшего свое величайшее сокровище с собой в могилу, но не уберегшего его и там… до поры до времени.
Венгр, первым коснувшийся тела Раду Кришана, взмолился об избавлении, но небеса не вняли.
*”Аллах величайший” (араб.) - слова, входящие в намаз, ритуальную молитву мусульманина.
========== Глава 81 ==========
Матьяш Корвин отдавал валашскому князю в жены свою двоюродную сестру, Илону Жилегай, - девицу образованную, как сам молодой король, и преданную долгу, привитому суровым католическим воспитанием. Конечно, никто из сватов и самих брачующихся и не помышлял о любовной страсти. Влад Дракула был не из таких женихов.
Отвагой благородной венгерки можно было только восхищаться – она стояла прямо, высоко подняв гладкую темноволосую голову, и даже почти не побледнела, когда ее руку при высоком собрании вручили человеку, безобразному снаружи – и, что куда ужаснее, явившему всему миру великолепное уродство своей души. Может, дело было в том, что князь ее зачаровал, как зачаровывал даже свои жертвы.
Он был ниже своей невесты, но Илона потерялась в его тени – она сама казалась тенью, которую отбрасывал этот коронованный палач. На них надели златолиственные венки, по валашскому обычаю, и Дракула предстал каким-то языческим вождем, которого увенчал венком за заслуги утонченный римский император, робеющий перед мощью духа своего гостя… Дракула, разодетый с варварским блеском, любимым валахами и турками, взирал на церемонию, которой его подвергали, со спокойным, холодным торжеством – точно сторонний ее наблюдатель.
Когда католический священник свершил над ними обряд, казавшийся замечательно ловким политическим сочетанием обеих ветвей христианства, и пришло время поцеловать невесту, валах и венгерка повернулись друг к другу. Все увидели, что Илона закрыла глаза и совсем побледнела, - она была выше своего мужа, и едва ли Владу Дракуле могло это понравиться. Но князь, едва заметно улыбаясь, схватил ее за затылок и пригнул к своим губам. Поцелуй длился беззастенчиво долго, так что в ближайших рядах сидящих зрителей даже заахали.