Осенний лист или зачем бомжу деньги
Шрифт:
Долларов конечно. Разъезды. В Москву, и там… Гостиница, то, се. В столице ведь все очень дорого. Хозяину подмосковной дачи заплатить надо. Моим ребятам…
Пархом по-бычьи наклонил голову вперед и хотел что-то сказать
Малюте, но на его столе загудел внутренний телефон. Звонили снизу, с охраны.
– Да?
– рявкнул Пархом, нажав кнопку громкой связи.
– Там этот прышол…, мэнт. Мараков, - раздался в динамике грубый голос с сильным кавказским акцентом.
– Гаварыт, ему срочна нада.
Важный сообшэние, говорыт.
–
– Прохор отключился и посмотрел на Никиту
Ивановича.
– Вот и начальник нашей доблестной милиции пожаловал. Все в сборе. Только мэра нет.
– Мэр на презентации дома престарелых, - напомнил Малюта.
– Знаю. Сам деньги давал, чтобы строительство в срок завершить.
Разворовали государственное бабло, суки. Хорошо, что в городе такие люди, как я живут. Палочки-выручалочки.
Просто так ты деньги никогда не даешь, подумал Никита Иванович. За свои деньги мэр слепнет и глохнет, когда это нужно. И немеет. А иногда наоборот - красноречие так и прет.
А вслух он сказал:
– Не знаю, что бы мы без вас делали, Максим Игоревич?!
– Жили бы на государственную зарплату, - хохотнул Пархом.
– Как все честные люди. Сколько у тебя сейчас? Тысяч двадцать…рублей?
Больше?
Никита Иванович не успел ответить, в дверь постучались.
Мараков был тучным и высоким, как башня. Голова его едва не касалась высокой дубовой притолоки. Положенную по статусу серую каракулевую папаху начальник местной милиции внизу не оставил, держал ее на сгибе локтя как кадет-суворовец фуражку. Войдя, Мараков коротко кивнул Никите Ивановичу (виделись уже!) и направился к
Пархому чуть ли не строевым шагом. Бокал Пархома с остатками коньяка, стоящий вплотную с бутылкой, затренькал.
– Расслабься, товарищ полковник, - весело сказал Пархом.
– Не на параде. Еще паркет мне тут проломишь. Или хрусталь поколешь.
– А я по-другому ходить не умею, Максим Игоревич, - пробасил
Мараков.
– Во мне сто шестьдесят два килограмма.
– Так обувь бы себе купил на мягком ходу. Саламандер какой-нибудь.
Я что мало денег тебе даю? На приличную обувку не хватает?
– Не положено. По уставу. Я же в форме. Если бы в гражданке был…, да есть у меня приличная обувь.
Коньяк будешь? Мартель.
– Чуть-чуть, - Мараков показал дозу - промежуток между большим и указательным пальцем своей руки, сантиметров восемь.
Неплохо, подумал непьющий шахматист Никита Иванович Малюткин, полбутылки показал, ментяра.
– Что за срочность, Мрак?
– спросил Пархом (полковник Мараков был у него Мраком), наполняя пузатый бокал.
– Мой урюк сказал, у тебя что-то срочное.
– Не было бы срочным, пришел бы вечером.
– Рассказывай.
– Пархом протянул Маракову наполненный до краев бокал.
Мараков взял бокал. В его пальцах-сардельках он казался наперстком. Выпив, поставил пустой бокал на стол и бухнулся в кресло, такое же, в каком сидел прокурор. Но, благодаря габаритам полковника,
– Вы просили докладывать вам о каждом шаге Самсонова, а точнее, этого волчары, гэбэшника отставного.
– Приказывал, - жестко поправил Маракова Пархом.
– Ну да, - кивком согласился полковник.
– Волчара сегодня утром прилетел рейсом, - он назвал номер рейса, - из Москвы.
– Знаю. Зачем повторяешь? Уже докладывал ведь. Короче!
– Так он это…, снова в Москву улетел. Я поэтому и пришел доложить. Лично и оперативно…
– Когда?
Мараков с опаской взглянул на часы, массивный 'роллекс' на не менее массивном золотом браслете.
– Не улетел еще, - обрадовано сообщил он.
– Через пятнадцать минут вылет.
Пархом перевел взгляд с Мрака на Малюту.
– Что это…? Зачем?
Никита Иванович пожал плечами и предположил:
– Может, Оболенцев отзвонился? Сообщил, что…
Закончить Малюткин не успел, он вынужден был закрыть лицо, в его сторону брызнули сверкающие хрустальные осколки бокала, который
Пархом в сердцах грохнул о столешницу.
– Я не спрашиваю, кто и кому звонил!
– заорал Пархом на Малюту.
Дверь в кабинет приоткрылась и в щель высунулась черная бородатая голова охранника. Кавказец внимательно оглядел присутствующих и, удостоверившись, что хозяину ничего не угрожает, что этот шум не более, чем рядовой всплеск эмоций, втянул голову назад и тихо прикрыл за собой дверь.
– Я спрашиваю: зачем Десницкий полетел в Москву?
– продолжал орать
Пархом, даже не заметив проявления бдительности со стороны своей охраны.
– С кем стрелка забита, мать вашу? Что и с кем этот мудила в
Москве перетереть собрался? Вы что, господа хорошие, охренели?
Одному, - Пархом поднял на Малюту кулак и поводил им у него перед носом, - пол-лимона баксов подавай, это для него 'сущая мелочь'!
Сотка на расходы! А ху-ху не хо-хо?…Другому, - Пархом злобно взглянул на полковника, утирающего огромным носовым платком пот со лба и за ушами, - десять компов в управление и путевку в Кушадасы для всей семьи. Это так, помимо зарплаты, в качестве премиальных!
…А за что? Вам что, блин, сказано было?!! Тебе, господин полковник, следить за всеми передвижениями наших противников. И не просто следить, а предугадывать их шаги. Ты ж полковник, а не опер-летеха какой-нибудь. И в контакте, в контакте работать с
Малютой…Тебе, Малюта, - Пархом ткнул пальцем в рыхлую грудь прокурора.
– Сказано было собрать всю информацию на этих гребаных пенсионеров. Всю! Все связи, контакты, все о прошлом и настоящем.
Обмозговать каждую мелочь. Вычислить всех, к кому эти пердуны могут обратиться. В Москве, в Питере, в Женеве, у черта на рогах! Ты собрал? Ты обмозговал? Ты вычислил? Я вам плачу деньги. И не малые деньги. А вы, господа взяточники, думать должны! Думать и обеспечивать мою безопасность. На то вы и органы правопорядка.