Осенний лист или зачем бомжу деньги
Шрифт:
– Без вопросов. Конспиративная квартира уже имеется. Я еще позавчера снял ее на всякий случай.
– Не стоит, - покачал головой Сидоров.
– Смею предположить, что
Пархоменков осведомлен о вашем присутствии в городе и наверняка его люди следят за всеми вашими передвижениями. Мы рискуем, сами того не желая вывести его на Альфреда.
Самсонов взглянул на Десницкого.
– Это точно, - кивнул Денис Александрович, - посматривают. И вполне профессионально, доложу. Но когда я снимал квартирку,
Внезапно из внутреннего кармана Десницкого полилась мелодия из
'Бандитского Петербурга', звонок вызова по мобильнику.
– Простите.
– Десницкий вытащил миниатюрную блестящую сталью трубку, и, раскрыв ее отошел к окну.
– Да. Здравствуйте, Иван
Олегович! Давненько не слышал вашего голоса… Да… Часов четырнадцать прошло с нашей последней встречи. Что?
– Десницкий замолчал и долго внимательно слушал собеседника.
– А зам генерального? Простыл? Под кондиционером посидел? И где он?
…Понятно. Всего хорошего. До встречи.
– Он захлопнул крышку мобильника и вернулся к дивану.
– Звонил Оболенцев.
– Что стряслось?
– обеспокоено спросил Самсонов.
– Его перекинули на более важное, по мнению руководства генеральной прокуратуры дело. Группу, которая должна выехать сюда возглавит другой следователь. Оболенцев пока не знает кто именно.
Обещал перезвонить. Позже.
– Но почему? Почему его перекинули?
– Он не объяснил, сказал: я - солдат, должен подчиняться приказам руководства.
– А зам генерального?
– Простуда. Дома на больничном. Вчера якобы во время нашего с ним разговора сидел под кондиционером. Продуло. Слаб здоровьем наш товарищ. Сегодня не вышел на работу. Позвонил из дома, сообщил секретарше, что заболел. Просил ни с кем не соединять, только с генеральным прокурором.
– Не нравится мне это, - задумчиво произнес Андрей Валентинович.
–
Все это мне совершенно не нравится.
– И еще… Следственная группа приедет сюда только после великих праздников…
– После каких это 'великих' праздников?
– удивился Самсонов.
–
После шестого ноября что ли?
– После седьмого, - мягко поправил Андрея Валентиновича Десницкий.
– Седьмое ноября - день Великой Октябрьской Социалистической революции. Забыл?
– А разве его не отменили?
– Пока еще живы такие старперы, как мы с тобой, Андрюша, этот день всегда будет считаться праздничным. И не важно, красным цветом он в календаре напечатан или черным.
– Так… - Самсонов откинулся на спинку дивана.
– Похоже на то, что господин Пархоменков приступил к активным ответным действиям.
Ну, что ж? Глупо было бы надеяться, что он, зная, что я здесь и горю желанием его уничтожить, стал бы, сложа руки ждать, чем все это закончится.
– Может,
– Да брось, Денис! Уж ты-то, старый прожженный волчара, лучше меня понимаешь, что происходит. Прокуроры не заболевают внезапно. И следователи по особо важным делам - не пешки, их так просто, как стажеров с одного дела на другое не перебрасывают. Ясно, что нашего товарища заместителя генерального прокурора купили. Или припугнули.
Или поставили его в такое положение, что он вынужден был 'срочно' заболеть. Думай, Денис! Думай, что можно сделать, с кем тебе надо встретиться, на какие рычаги поднажать. Размер гонораров роли не играет. Я готов выплатить любые суммы этим московским дайдайкам. Ну, чего молчишь? Что желваками играешь? Ты же гэбэшник, хоть и бывший, ты всю эту систему знаешь, как таблицу умножения.
Десницкий, не спеша, вытащил из бокового кармана пиджака золотистую пачку 'Данхила', не спрашивая разрешения у Самсонова, закурил. Старик поморщился, но не стал делать ему замечаний.
Сидорову уже давно хотелось курить, но он заставил себя забыть о своем желании. А Денис Александрович другой, ему можно.
– Ты прав, Андрей Валентинович, - начал Десницкий.
– Я прекрасно понимаю, что происходит. Но еще ты прав, назвав меня старым и бывшим. Систему, о которой ты говорил, я знаю, может быть даже лучше, чем таблицу умножения. Знаю, что многое, да что там многое, практически все можно сделать за деньги. Но раньше я знал к кому надо идти и сколько нести с собой. А теперь не знаю. И в прокуратуре и в МВД и даже в ФСБ новые люди. Они другим богам молятся. Расклад другой… Я, конечно, попытаюсь что-то предпринять…, - Денис
Александрович на мгновение задумался, потом вскинул голову и, прищурив свои светло-карие глаза, сказал: - Есть у меня один человечек в администрации президента. Я завербовал его в Питере в восьмидесятом. Ему естественно наплевать на ту вербовку, сейчас, слава богу, не считается позором иметь комитетское прошлое.
Президент сам из нашего ведомства. Тогда в восьмидесятом, я этому человечку здорово помог. Я его вытащил из дерьма, и он стал работать на меня не за страх, а по совести и по собственным убеждениям.
…Надеюсь, он меня не забыл.
Самсонов потер левую сторону груди.
– Ну, так что ты сидишь?
– поморщившись, видимо от сердечной боли, спросил он.
– Лети в Москву. Встречайся со своим…'человечком'.
Предлагай ему деньги, перекупай, если он уже кем-то куплен, обещай что угодно. И кому угодно. Если Путину будет нужен контрольный пакет акций моего холдинга, знай, что я готов его отдать.
– Ну, это ты загнул, Андрей! Это уже чересчур.
– Нет, не загнул… Ладно, Денис, я на тебя надеюсь. Дуй на самолет и будь на связи. Если что…