Ошибка "2012". Джокер
Шрифт:
— Душевно благодарен за заботу о моём реноме, — поклонился князь, мгновение подумал и подал даме руку. — Идёмте же! Да здравствует фосфор!
Идти было недалеко, в порт. Там в полуподвале за массивной дверью была устроена таверна с искусно стилизованной атрибутикой зловещего пиратского притона. Бочки, канаты, изрезанные дубовые столы, обрывки парусины, страшные портреты по стенам... Однако голодным туристам не следовало опасаться пьяных дебошей. Обстановка в ■* притоне* была тихая, мирная, чинная. А
Князь устроил спутницу за столом.
— Я возьму, пожалуй, буйабес. Очень советую, не пожалеете. — Он сделал знак гарсону, и тот подлетел стрелой, даром что был в ботфортах на высоких каблуках. — Два буйабеса по-провански, много хлеба и... — он посмотрел па даму, та кивнула, — бутылку белого анжуйского...
— Момент, — поклонился гарсон и как на крыльях полетел в сторону кухни.
— Самое время для правильного буйабеса, — глянула по сторонам Кейс. — Только, князь, не будет ли тяжеловато на ночь?1
Народу в таверне было относительно мало. Морские волки, видимо, не захаживали сюда, а туристы предпочитали шикарные рестораны и казино.
— Этот буйабес, уверяю вас, можно есть не только на ночь, но и посреди ночи. Причём даже брачной, — усмехнулся князь и указал на гарсона, уже возвращавшегося с подносом. — Амброзия, пища богов. Кстати, Кейс, вам говорили, что вы похожи на Диану?
На подносе стояли необъятные миски с бульоном, щедро сдобренным томатами и анисом, огромное блюдо с варёной тёмной и белой рыбой, глубокие плошки с пикантным соусом *руй* и баррикады чесночного
> Буйабес — замечательное творение Прованса, насчитывающее многовековую историю. Во многом близок нашей донской ухе, но использует морскую рыбу, мидии и креветки Рыба иарнтгл на очень сильном огне, причём не просто в бульоне, а в суспензии бульона и оливкового масла. Изначально буйабес был вгчерией пищей рыбаков, на его приготовление шла рыба, которую не удалось продать днем.
хлеба[22]. Казалось, съесть это всё обыкновенному человеку не под силу.
— Я полагаю, — потянула носом Кейс, — плоха та брачная ночь, во время которой служат не Эроту, а Мамоне...1 Или я, — глянула она с улыбкой на князя, — снова глубоко не права?
— Благодарю. — Князь жестом отпустил гарсона, лично разлил вино и возвратил улыбку Кейс. — Конечно же, вы правы, ибо трижды не прав тот,
Белое анжуйское было выдержанным и терпким, хрустальные бокалы — вместительными, рифлёными и прохладными.
И надо ли говорить, что буйабес был действительно выше всяких похвал.
Постепеюю с гастрономической темы разговор перешёл к более серьёзным вещам, и вот тут оказалось, что мисс Хеши, помимо прочих достоинств, обладала, оказывается, ещё одним редкостным даром.
Она умела слушать.
Её глаза светились неподдельным интересом, пониманием, состраданием... О, это было именно то, чего так не хватало князю. Чтобы искренне, глаза в глаза, без фальши, по душам... Как он изголодался по такому общению!
Вначале он поведал Кейс про стра'далииу мурену. Затем живописал историю в Казино. Анжуйское подталкивало его рассказать и про бившую супругу со всеми её скандальными выходками, но из соображений галантности князь всё-таки промолчал.
— А знаете, с чего началась история рода Гримальди? — спросил он. — Наш клан зародился аж в тринадцатом веке, когда мой предок Франсуа воевал с генуэзцами и всё пытался взять крепость Монако, но ратное счастье было не на его стороне. И тогда Франсуа помолился Богу, переоделся смиренным францисканцем и направил свои стопы в мятежную твердыню. Подошёл к воротам, именем Господа постучал... И когда ротозеи-стражники открыли, «святой отец> перерезал им глотки. А тут и егох войска подоспели... С тех пор на гербе Монако изображаются братья-франщкжанцы в сандалиях, в скромных рясах – и с мечами в руках. Кроткие аки агнцы, но, когда требуется, — свирепые аки скимены!
— Поучительная история, — задумчиво кивнула Кейс. — А почему славный Франсуа Гримальди так стремился овладеть твердыней Монако? И что ему в ней? Других фортеций было мало? Где и стены пониже, и рвы поуже, и ворота послабее...
Слушая князя, она с аппетитом отдавала должное буйабесу. Правитель Монако с умилением наблюдал за тем, как она ела. Ничто человеческое ей не было чуждо, и она абсолютно этого не стеснялась. «Вот оно, совершенство. Ей просто нет нужды манерничать и жеманиться. Она естественна во всех своих проявлениях и оттого так прекрасна...»