Ошибка "2012". Джокер

Семёнова Мария

В укромных, недоступных постороннему глазу местах «Яши» Фраерман стал находить странные знаки. Нарисованные красным, на диво таинствен­ные, чем-то очень похожие на памятные ему с детства буквы в Талмуде. А затем однажды глубокой ночью Ефим подсмотрел, как Гад Соломон, сменив майор­скую фуражку на кипу7, кружился вокруг «Яши», вроде бы приплясывая, истово раскачиваясь и нарас­пев произнося то ли заклинания, то ли проклятия, то ли молитвы...

На прямой вопрос, что бы это все значило, то­варищ инженер-майор не ответил. И начал суриком при свете трех свечей подкрашивать на киле у «Яши» алые звёздочки, символизировавшие число побед. Звёздочки,

что характерно, были шестико­нечные, библейские, называемые ещё звёздами Да­вида...

Больше Фраерман вопросов не задавал. Может быть, оттого, что в строгой бархатной ермолке Со­ломон был так похож на его раввина папу. Эх, су- ка-память„. Красное, белое...

...Майор стоял на крыле истребителя и копался в кабине, чем-то похожий на страуса, зарывшегося головой в песок. Фраерман знал, что на самом де­ле страусы так не делают. Он подошёл, кашлянул и обратился к тощему Соломонову заду:

— Гад Израилевич, шалом. Ну как он там?

— Фима, ты ещё спрашиваешь! — Авиамеханик спустился на землю и принялся оттирать бензином что-то красное с рук. — Ч тобы я так жил. Все заря­жено в лучшем виде. С песнями полетишь. Хава на- гила, хава нагила, хава...[39]

От него пахло бензином, краской и одеколоном «Шипр». И похож он сейчас был не на страуса, а на - подвыпившего клезмера[40].

— Да, хава неранена, хава неранена...[41] — в тон подтянул Фраерман, однако долго веселиться не стал, полез лично осматривать стати «Яши». Прове­рил, совмещена ли риска на коке и винте, имеется ли люфт в рулях и элеронах, не сдулись ли пневма­тики резин колес шасси, закрыты ли — и правильно ли закрыты — замки капотов. Не забыл про киль, про костыль, про рули, про уровень топлива в бен­зобаке — проконтролировал его со знанием дела, визуально, отвинтив гермокрышку горловины. Снял

защитный чехольчик с трубки Питто[42], похлопал самолёт по капоту, словно верного боевого коня, хо­тел было забраться в кабину, но тут Гад Соломон прекратил петь.

— Фима, — сказал он, — ты что, уже не понима­ешь по-русски? Всё здесь заряжено в лучшем ви­де. Довольно головных болей, пойдём-ка лучше по­едим. Наши прислали посылку — второму фронту и не снилось. Как ты насчет мацы, сгущёнки с шо­коладом и биробиджанской кошерной тушенки? А? Да под полётные сто грамм? Времени до полуночи у нас вагон...

«Откуда он знает? — мысленно изумился Ефим. — Про полночь?..»

А впрочем, не так уж это было и интересно.

— Маца, — выговорил он мечтательно. — Сгу­щёнка..

Ночью Оксана спала плохо. Любая поза оказы­валась неудобной, простыня норовила собраться складками и жгутами, а в голову лезли сплошь тём­ные, беспокоящие мысли. О пресловутом управле­нии «Z», о иещёрских болотах и о том, а не опаснее ли этих самых болот будут подковёрные интриги на­чальства... Оксана ворочалась, занималась аутотре­нингом, вздыхала, шу1ала ни в чём не повинного Тишку, вставала глотнуть воды, дважды включала телевизор, работавший от спутниковой тарелки... И с тихим ужасом косилась на стрелки часов, подползав­шие всё ближе ко нремени непременной побудки.

Её сморило, когда было уже совсем светло, — ка- лачиком в кресле перед экраном, вполголоса (чтобы Fie потревожить соседей) бубнившим о тайнах экстра­сенсорики. Быть может, :гга-то передача и навеяла Оксане весьма странный сон, которому но её лично­му опыту вроде неоткуда было взяться. Она увидела

себя в бане — маленькой, тесной, едва освещённой и очень жарко натопленной. И перед ней, доверчиво зажмурившись, в чём мама родила лежал на палке Олег Краев. И в её власти было остановить, выкор­чевать, вышвырнуть сгусток чужеродной тьмы, посе­лившийся у него в голове. Звенящая сила стекалась к ней со всех сторон — из высей небесных, из камен­ных земных жил, из текучих вод, из лесной зелени, из огненного банного жара. Стекалась и наполняла необоримой мощью древние заклятия, которые она истово произносила... Она? Или, может, её отраже­ние, обитавшее в некоем мистическом зазеркалье?..

Будильник, пронзительно заоравший ровно в во­семь часов, не дал ей досмотреть, чем же кончилось дело.

Ещё несколько мгновений она явственно обоняла запах мази, пузырившейся в глиняном горшке, и ра­довалась её вони, как радуются горечи спасительно­го лекарства... Потом зазеркалье выпустило её из объятий, и сновидческая реальность померкла, усту­пив место звукам и краскам нового дня.

— Во сны начали сниться, — прихлопнув будиль­ник, вслух проговорила Оксана. И посмотрела себе под ноги, словно желая прямо сквозь пол и первый этаж увидеть геомагнитную аномалию, вроде бы способную объяснить подобные сны.

От сидения в кресле колени одеревенели и затек­ли. Морщась, Оксана осторожно размяла суставы, поднялась, потрепала по ушам Тихона, растянувше­гося во всю длину на хозяйской кровати, и напра­вилась в душ. I

Она и не подозревала, насколько прекрасна была в эти мгновения...

«А ведь Олегу, тьфу, тьфу, тьфу, вроде действи­тельно полегчало, — думала она, вертясь под холод­новатыми струями. — Как это он третьего дня но те­лефону сказал? Живой, мол. Благодаря тебе... Зна­чит, не пропала даром монетка, бомж-кудесник не кинул, не обманул...»

Несмотря на то что практически бессонная ночь поселила в затылке и висках против!тую тяжесть, ей впервые за очень долгое время хотелось веселиться и петь. Л вот на службу настраиваться — не хоте­лось совсем.

Однако, что поделаешь, точно в девять ноль-ноль, как и предупреждал Максим Максимович, ей позво­нили на сотовый.

— Стажёр Варенец?' — осведомился мужской голос.
– Выдвигайтесь из укрытия и держите курс на север. Место встречи через семьсот тридцать мет­ров, ориентир — вывеска «Баня». С нами свяжутся, связь по паролю. Пароль: «Говорят, грачи уже при­летели?» Отзыв: «Да, уже прилетели, но пока не все». Поняли? Повторите. Очень хорошо. Пока всё, отбой.

Голос был тихий, до невозможности осторожный... и отчётливо противный.

— Есть, — отключилась Варенцова. Хмуро задра­ила бронированную дверь и вышла из пкггиницы на центральную площадь.

«Ага, вот вам и аномальная энергетика. Вот от­куда беспокойные ночи и странные сны...»

Над землёй густо плавало белое молоко. Да-а, Стивен Кинг явно знал, что творил, напуская в од­ной из своих книг на Америку непроглядный туман. Мгла, подсвеченная косым утренним солнцем, кута­ла здания, лавки и кусты, сообщая привычным пред­метам ауру таинственной непростоты. Оксана огля­делась. Видно было едва на десять шагов, датьше всё тонуло во влажной колеблющейся кисее. Сон, вроде бы отступивший за грань дневного сознания, властно толкнулся в реальность. А что, если там, за пеленой, вступало в свои права то самое зазеркалье? И, обо­гнув угол гостиницы, шагнёшь не на главную пло­щадь райцентра Пещёрка, а прямо в...