Ошибки, которые мы совершили
Шрифт:
– Я не собираюсь играть с тобой в эту игру, братишка. Мне без разницы, что вы с Эллис поругались…
– Да не ругался я с твоей девушкой, Так.
Он умолкает, и Такер опять смотрит на меня. На его лице отражается печаль, но не из-за меня, а из-за брата.
– Она не моя девушка, Истон. Прекрати нести этот бред!
– Отлично, – его ответ звучит сдавленно, и я вопреки всему надеюсь, это потому, что ему больно. – Я ей не нужен, у нее есть ты. Называй ваши отношения как хочешь. Эллис теперь твоя проблема.
–
По голосу Истона я понимаю, что он раздражен.
– Она не цветок.
– Откуда тебе, на хрен, знать, кто она? Ты не говорил с ней уже год! – Эти слова просачиваются сквозь мою кожу и ложатся правдой на кости. – Просто уладь все. Убедись, что ты не станешь причиной, по которой она не приедет. Хорошо?
Звонок завершен, и я смотрю на Такера с одинаковой долей гнева и благодарности.
– Я об этом не просила.
– Знаю, – отвечает он, допивая кофе, – но пожалуйста.
Как бы мне хотелось не ждать вестей от Истона целых шесть дней и чтобы для меня не значили так много два слова, что появились на экране моего телефона, чтобы они не были подобны привязи, что тянет меня домой: «Просто приезжай».
4
Одиннадцать лет
– Ты проблема, – цыкнула мать, прежде чем прикурить сигарету, свисавшую из сжатых губ. Зеленый лак облупился, и под ним виднелись желтые ногти заядлой курильщицы.
«Проблема» – добавила я к списку слов, которыми меня называли за мои одиннадцать лет.
На выдохе у нее изо рта вырвалось облачко, окрасив воздух в комнате пыльно-серой дымкой в фильтрованном солнечном свете. И я поняла, что это то же самое, что и ее слова: яд.
Я уже собиралась открыть книгу, чтобы избежать нотаций матери, как в гостиную вошел отец.
– Да ладно тебе, Анна! Что ты на нее накинулась? Она же не банк ограбила.
Папа подмигнул мне, взглянул на книгу у меня в руках, читая название: «Япония». Потом одобрительно кивнул. Отец дал мне эту стопку всего месяц назад – книги с голубыми корешками, на которых написано название какой-нибудь страны.
– Пока нет. Но именно с этого все и начинается – ложь и воровство, – и снова разочарованный выдох облаком дыма.
Я ничего не крала, ведь комикс принадлежал Истону. Я перевернула страницу книги, открыв картинку с цветущими ветками вишни рядом с заметками для путешественников, изучающих горы.
– Мне не нравится, что она общается с этими людьми, – добавила мама.
Папа расправил плечи и широко распахнул глаза.
Но моя мать только начала.
– Уверена, ты просто в восторге от
Взгляд папы отчетливо говорил, что ему хочется прекратить эту ссору, и я не удивилась, когда он ответил ей:
– Я уже запретил ей туда ходить, Анна.
Я поджала губы, чтобы ничего не сказать. Отец не говорил ничего подобного, когда брал из руки Сэндри пирог и справлялся о матери Сэндри. Он обещал ей, что мы непременно вернемся и искупаемся в озере.
– Я и до этого говорил Эллис, но ты же знаешь, она никогда не слушается, – продолжил он.
Вот только он ничего не говорил.
Когда мама ему улыбнулась, я поняла, почему он так сказал – ее счастье было важнее правды, и он использовал меня в качестве дешевого полироля, чтобы скрыть пятна своей лжи.
Я прочитала слова на странице передо мной.
«Есть две вещи, которые обязан знать каждый путешественник, ступающий на землю новой страны: как сказать “Здравствуйте” и “Спасибо” на местном языке».
Мне стало интересно, как будет по-японски «проблема» и называют ли японцы так своих детей. Приносят ли они их в жертву на алтарь собственной лжи?
Я решила провести остаток дня, читая старые путеводители, и именно за этим занятием нашел меня Истон днем в воскресенье.
Я сидела на складном стуле на крыльце с путеводителем по Коста-Рике. То и дело ерзала, когда пластиковые полоски сиденья слишком глубоко впивались в меня, и читала о самом длинном в мире зиплайне, проходящем мимо водопада.
Мама ушла, не потрудившись сообщить, когда вернется, а отец уехал по делам. Я как раз дошла до рассказа о хостеле, где можно спать в гамаках на пляже, когда услышала, как кто-то говорит:
– Серьезно?
В грязи, что должна быть лужайкой, стоял Истон Олбри в своем лучшем воскресном костюме. Его галстук развязался, а ботинки покрылись пылью после прогулки по нашей подъездной дорожке.
– Что? – спросила я, опуская ноги на землю, и положила книгу рядом со стеклянной банкой с фиолетовым «Кулэйд» [4] .
4
Сухая смесь для приготовления сладкого напитка с фруктовым вкусом.
– Ты просто сидишь на крыльце и ничего не делаешь – и это в воскресенье? – В его вопросе помимо неприятного удивления слышалось и обвинение, сути которого я не поняла.
Я посмотрела на дорогу, словно к дому в любой момент могла подъехать мама. Может, я что-то пропустила?
– Ну да, а что?
Лицо Истона скривилось, словно я ляпнула что-то неприличное, а потом он громко рассмеялся.
– Больше не будешь. Меня за тобой отправила моя мама.
У меня в животе нервы свились в тугой комок.