Оскорбление третьей степени
Шрифт:
Койпер с интересом оглядывается по сторонам. До недавнего времени он был архитектором концентрационных лагерей Эстервеген и Заксенхаузен и сумел, по его собственному выражению, отвоевать несколько природных оазисов у весьма прагматично устроенной системы, в основе которой лежали пулеметные линии огня и оптимальные поля обстрела; под оазисами подразумевались, к примеру, парк с прудом или цветочные клумбы перед заграждениями смерти. «Заксенхаузен — самый современный, красивый и самый большой лагерь такого рода», — с гордостью отметит он в автобиографии, и до сих пор неясно, чего в этих словах больше — цинизма или банальной неосведомленности. В 1948 году, во время процесса денацификации, упомянутое высказывание не будет истолковано в его пользу. Койпер заявит, что не был осведомлен о том,
Когда Койпер умолкает, слово берет Гесс. Он вспоминает, как его самого однажды вызвали на дуэль. Дело было в Мюнхене в двадцатых годах, Гесс сидел за столиком «Рейхсадлера» вместе с фюрером, женой и невесткой. Неожиданно к ним подошел пьяный человек и сказал что-то грубое. Гесс вышел с ним на улицу и поговорил по-мужски, однако на другой день к нему явились двое курсантов и вызвали его на дуэль за то, что он оскорбил их товарища. Фюрер тогда удержал Гесса от поединка, сказав, что со всем разберется, и разобрался так, что курсанты больше не давали о себе знать. Потому-то Гесс и полагает, да нет, он уверен, что фюреру не по душе, когда его люди стреляют друг в друга, ведь при этом он теряет одного из них. А терять он не любит.
К беседующим плавно приближается официант, неся на подносе хрустальный графин, окруженный кольцом из рюмок, и чайник чая, заказанный Гессом. Глядя на пар, поднимающийся над наполняемой чашкой, Гесс задумчиво почесывает подбородок, словно вспоминая старую мудрость.
— Что же касается чести… В настоящее время быть немцем есть высшая честь в мире.
— Прошу прощения, герр рейхсминистр, — вмешивается Шульте Штратхаус, ощупывая одной рукой козлиные рога на стене, — помните цитату из «Фауста»: «Лжет речь немецкая, когда она учтива». Итак, с одобрения Гёте, позвольте мне очень неучтиво спросить: вы имеете в виду, что немцев нельзя оскорблять?
Гесс с некоторой растерянностью смотрит на говорящего и на охотничий трофей, а потом отвечает;
— Почему нельзя? Можно, конечно.
— Я тоже так думаю. В былые времена на дуэлях сражались сотни немцев, тысячи немцев, хотя они были немцами, именно потому, что они были немцами, и вне зависимости от того, что они были немцами. Поводы для вызова на дуэль разнились, но, вероятно, каждый из них можно приравнять к оскорблению первой, второй или третьей степени. Отсюда вопрос: если быть немцем есть высшая честь, почему же нельзя считать оправданной дуэль, которую кто-то устраивает в защиту этой чести?
Вопрос, насколько бы очевидным он ни был, вызывает беспокойство среди собравшихся. Рифен шталь закатывает глаза, Удет хмыкает, а Гесс вскидывается:
— Вы имеете в виду евреев?
— Ну что вы, — качает головой архитектор, — еврей как таковой едва ли способен дать сатисфакцию.
Все кивают, и только Гебхардт возражает, что в свое время, и Гесс это знает, он был во фрайкоре «Оберланд», и там вместе с ним служили и евреи, и даже коммунисты, порядочные, по его мнению, люди, по крайней мере тогда они были порядочными, но, конечно, все могло измениться, ведь человеческое сердце не высечено из камня. И тем не менее, насколько он знает, правила суда чести распространяются только на членов СС, и потому он не видит толку в рассуждениях на этот счет, ведь эсэсовцу совершенно невозможно и немыслимо вступить в дуэль с евреем.
— Дорогой герр штандартенфюрер, — произносит Шульте Штратхаус, — многие поступки являются немыслимыми до тех пор, пока кто-нибудь их не совершит. Не забывайте, каких-то сто лет назад дуэли с участием простолюдинов являлись абсолютным нонсенсом. И, раз уж на то пошло, я не думаю, что дуэли — это вопрос чести. За ними стоит нечто другое, я называю это парадоксом Близнецов, но не хочу утомлять вас подробностями.
— Вы нас нисколько не утомляете, дражайший! — восклицает Удет. — Выкладывайте скорее, что за этим стоит, если не женщина, не честь и не отечество. Нам всем ужасно интересно, не правда ли?
Гесс великодушно кивает своему графологу, и тот начинает сомнительную лекцию перед лицом сомнительной компании. К слову, в обозримом будущем Шульте Штратхаус, составив для Гесса неудачный гороскоп и направив его в Англию, окажется
И пока Шульте Штратхаус продолжит сидеть в Заксенхаузене, а Крафт снова попадет под арест и в конце концов умрет в Бухенвальде, в подвале военно-морского штаба в Берлине будет заседать отдел СП, группа ученых-оккультистов, которые вполне серьезно станут раскачивать звездные маятники над морскими картами с целью определить положение кораблей противника в мировых водах. Спустя годы адмиралам СС придется с неудовольствием признать, что эта затея не привела ни к каким значимым результатам.
Шульте Штратхаусу повезет: он переживет войну и погибнет в 1968 году в автокатастрофе, которую не предвидел.
— Для начала, — приступает он к рассказу, вставая возле подоконника и оказываясь под пологом из рогов, — прежде чем я затрону тему парадокса Близнецов, позвольте мне сделать одну оговорку, адресованную в первую очередь вам, штандартенфюрер Гебхардт: я не считаю астрологию точной наукой.
Гебхардт с облегчением кивает.
— Она чем-то похожа на медицину, которая является скорее искусством, нежели наукой. Обе имеют дело с великим неизвестным, скажем так, с иксом индивидуальности. Приведу пример: кофеин, в зависимости от дозы, может оказывать возбуждающий, наркотический и даже смертельный эффект, это знает любой врач. Но того количества, которое избыточно для одного человека, для другого может оказаться недостаточно. Точное действие яда зависит еще и от того, что находится в желудке. Полагаю, о роли планет можно сказать то же самое. Влияние хорошей диеты сопоставимо с астрологическим влиянием Юпитера, алкоголя — с влиянием Марса. Кому-то невоздержанность в еде и выпивке сходит с рук до старости, кому-то безвозвратно портит слизистую желудка. Короче говоря, факторов всегда множество. А в астрологии есть не только Марс и Юпитер, но и другие планеты и созвездия, о Луне я вообще молчу; существуют бесконечные градации и модификации, и поэтому, хотя по гороскопу можно определить, какие именно влияния сильнее, а какие слабее, какие дружественны, а какие враждебны, в том, что касается последней решающей детали, мы пребываем в том же неведении, что и врач, когда ему приходится определять, в каком объеме спиртное губительно для конкретного человека.
Гебхардт, все больше забавляясь, перебивает его: — Кажется, именно сейчас мне не помешает глоток. — Он запрокидывает голову и залпом осушает рюмку. — С неохотой, но все-таки я с вами соглашусь, герр Шульте Штратхаус. И сразу задам вопрос: что, если бы здесь, в санатории, устроили астрологический кабинет, у кого было бы больше пациентов с переломами ног, вывихами плеча, аппендицитом — у вас или у меня? Боюсь, ваш приемный покой пустовал бы большую часть времени.
Довольный собой, Гебхардт улыбается, Гесс качает головой, Удет собирается заключать пари, Ри-феншталь и архитектор выкрикивают, что одно не исключает другого, а Шульте Штратхаус тихо отвечает: