Оскорбление третьей степени
Шрифт:
Со стаканчиком кофе в руке задумчивая Танненшмидт вернулась в кабинет, где Зандлер провел безвылазно целый день, ведя расследование во всех направлениях или, если точнее, во всех несуществующих направлениях. На столе старшего инспектора лежали две стопки бумаг, очень ровные и аккуратные, каких у самой Танненшмидт отродясь не бывало, отдельные строки на листках были выделены ярко-желтым и розовым маркерами, а на стене рядом с фотопортретом рыбки образовался коллаж из клейких листочков тех же оттенков. Инспектор
— С Эгоном О. уже покончено, — изрекла она. — Рядом с пунктом «Покончить с Эгоном О.» можем приписать: «Покончено».
— Позвольте спросить, фрау старший инспектор, он вообще существует?
— И да, и нет, — ответила Танненшмидт и кратко пересказала ассистенту историю о межконтинентальных последствиях укуса осы. — Вам удалось выяснить что-нибудь еще для итогового рапорта?
— Возможно, с Эгоном О. и покончено, — таинственно отозвался Зандлер, проверяя чистоту очков на свет. — Возможно, но составление рапорта я бы пока отложил. Если не возражаете… — Он указал на стопки бумаг.
Танненшмидт кивнула и опустила взгляд в стаканчик с кофе.
— Вы просили выяснить, что известно о последних немецких дуэлях. Я изучил вопрос. Чего только народ не напридумывал — теледуэли, шахматные дуэли, дуэли Бундеслиги… Но если не считать двух рэперов, которых задержали прошлым летом в гараже на Германплац, где они снимали сцену поединка с использованием настоящего оружия, и нескольких задушевных бесед, во время которых дело пошло не по плану, фактически последней дуэлью в Германии является та, что состоялась в Хоэнлихене в тридцать седьмом году. Шилль верно сказал, после нее Гитлер ввел запрет на дуэли. Сами понимаете, подтверждающих это документов у полиции нет, но дело обстояло именно так. — Он протянул Танненшмидт пачку листов и выпалил: — И вы никогда не догадаетесь, кто сегодня был в Хоэнлихене!
— Что тут догадываться-то, — устало пробормотала инспектор. — Там были вы. Вы туда съездили, все там осмотрели, поговорили с местными, и они подтвердили, что… А-а, да я не знаю что, выкладывайте уже!
Зандлер улыбнулся, покачал головой и произнес:
— Шилль.
— Шилль?
— Шилль. Разве это не интересно?
Танненшмидт подняла глаза от стаканчика и пристально посмотрела на Зандлера.
— Не интересно и чрезвычайно непримечательно. Шилль помешан на поединках, мы были у него на кухне, вспомните, сколько там всего, плюс коллекция камней, разные дуэльные кодексы на книжных полках… Я скорее удивилась бы, если бы он туда не поехал.
Зандлер засиял еще ярче.
— Скажите, какую версию истории вы хотите услышать — длинную или короткую?
Танненшмидт и сама не знала, чего ей хотелось меньше. Но она чувствовала: Зандлер что-то нарыл.
— Давайте длинную. Только, пожалуйста, сократите ее до минимума.
Можно было бы обвинить Зандлера в том, что он не старается выполнить просьбу начальницы, а скорее удлиняет повествование и нарочно создает по ходу рассказа моменты напряжения. Но то, о чем он говорил, могло, по крайней мере
Первым делом Зандлер сообщил о своих телефонных звонках в рад заведений Лихена, при помощи которых рассчитывал узнать местные слухи об историческом поединке, но, по его словам, натолкнулся на стену недоуменного молчания и возмущенного неведения. Спустя некоторое время, когда он уже забросил это гиблое занятие и сосредоточился на других вопросах, в том числе на протоколах задержания и допроса гангста-рэперов, которые в последние годы не раз организовывали и снимали в Берлине так называемые шоу-дуэли, ему неожиданно позвонили из Лихена.
— Помните, вы поручили мне установить наружное наблюдение за Шиллем?
Танненшмидт кивнула.
— Я выполнил это поручение.
— И что же вам удалось выяснить?
— Я приставил к Шиллю стажера-полицейского, — ответил Зандлер, — и, должен сказать, он постарался на славу.
— Прекрасно. Передайте благодарность его инструкторам. Ну и что же он выяснил?
Зандлер, по-прежнему не спеша выложить все и сразу, выудил отчет и стал читать вслух:
— Шилль вышел из дома в четырнадцать часов тридцать две минуты, проехал по линии «Эм-два» до Александерпла…
— Пожалуйста, пожалуйста, Зандлер, — переби ла инспектор. — Я уже поняла, он отправился в Хоэнлихен. Что конкретно выяснил стажер?
— Ладно, как прикажете, — с досадой фыркнул Зандлер. — Шилль прибыл на Центральный вокзал, сел в поезд до Фюрстенберга. Наш человек следовал за ним. В вагоне Шилль познакомился с пожилой дамой и завел с ней разговор. Они долго обсуждали тему похорон.
— Так-та-ак, — только и произнесла инспектор.
— Дама сошла с поезда в Гранзе, Шилль проехал еще две остановки, до Фюрстенберга, и вышел там.
— И? — Танненшмидт внимательно посмотрела на дно пустого стаканчика.
— В Фюрстенберге он заскочил в уже отправляющийся автобус, а наш стажер заскочить в него не успел.
— А потом позвонил вам и спросил, что делать дальше. И что, это и есть ваша история?
— Не-ет, не спешите, я расскажу обо всем по порядку.
Но Танненшмидт встала и вышла из кабинета, бросив на ходу:
— Мне нужен еще кофе.
«Чем старше я становлюсь, тем сильнее мир начинает напоминать детский сад, — подумала она, прислонясь к автомату, который сочувственно гудел и громыхал. — А ведь я еще не старая». Инспектор обвела взглядом безлюдный офис открытой планировки, этот островок света, за окнами которого сгущалась мировая тьма.
Вернувшись к себе, Танненшмидт не села за стол, а принялась мерить кабинет шагами, тем самым давая Зандлеру понять, чтобы он не вдавался в излишние подробности.
— Итак, где мы оставили вашего протеже? В Фюрстенберге. Он погнался вслед за Шиллем на следующем автобусе?
— Не на автобусе, — лукаво улыбнулся Зандлер. — Он поехал на дрезине.
Сдавленно вскрикнув, инспектор забегала вокруг стола, остановилась возле горшка с комнатным растением, которое до этой минуты никак не участвовало в происходящем, и сплюнула в него глоток обжигающего кофе.