Оскорбление третьей степени

Виланд Райк

— Про Хоэнлихен?

— Да.

— Мне интересно посмотреть на то место рядом с санаторием, где в тридцать седьмом году произошла дуэль.

Девушка вздрогнула и отступила на полшага.

— Что с вами?

— Офицера интересовало то же самое. Но видите ли, никакой дуэли здесь никто не проводит, а потому мне больше нечего вам сказать. Сегодня я услышала о ней в первый раз, хотя, получается, уже во второй.

— Я не из полиции. Я веду собственные изыскания, — сказал Шилль и добавил: — Я букинист.

— Мне жаль, — вздохнула девушка, и было

непонятно, о чем она сожалеет — о том, что посетитель занимается букинистикой, или о том, что ей нечего поведать о дуэли. — Полицейскому я ответила это же. Сегодня что, какая то годовщина, день встречи?

— Я бы так не сказал. И кстати, сожалеть тут не о чем: об этой дуэли мало кто знает.

Во взгляде девушки сквозило равнодушие.

— В поединке участвовали два эсэсовца. Понятно, что экскурсию на место его проведения не организуешь.

— Я не в курсе. — Она развела руками. — Тут, в Лихене, наверное, никто не в курсе. К тому же все присутствовавшие на той дуэли уже давно мертвы.

Последнее предложение прозвучало необычайно важно и весомо, и на несколько секунд собеседники замерли в благоговейном молчании, созерцая вид на фотообоях, открывавшийся с воздуха неведомым далеким летом.

— А как добраться до санатория, вы мне можете сказать?

— Да, очень просто… Вы пешком пойдете?

Шилль кивнул.

— Тогда вам вон в ту сторону. — Она указала себе за спину. — Десять минут по Темплинерштрассе, а когда приблизитесь к кладбищу, продолжайте идти по Панвицаллее… и придете прямо к санаторию.

Шилль поблагодарил девушку, а та вытащила из коробки проспект с заголовком «Легендарный Лихен».

— Вот, посмотрите, здесь на обороте должен быть… телефон главы краеведческого клуба, герра Блюменталя. Если кто-то что-то и знает, то только он.

Дорога вела Шилля мимо двух- и трехэтажных домов, из-за углов которых дул ледяной ветер. Город казался игрушечным; шеф-повар, стоящий перед кафе «Цум Дикен» в поварском колпаке, зеленой поварской рубашке и фартуке, держащий в руках доску с надписью «Спецпредложение дня», тоже был глупой куклой. Шилль зашел в кафе, заказал кофе и набрал номер краеведа.

— Блюменталь! — взволнованно крикнул в ухо Шиллю пожилой мужчина и велел подождать, пока он ищет свой слуховой аппарат.

Какое-то время в трубке что-то шуршало, хлопало и стучало, а затем Блюменталь снова взял ее и заговорил более спокойным тоном. Его нисколько не удивило, что кто-то ни с того ни с сего звонит ему и расспрашивает о событиях 1937 года. Нет, полиция с ним пока не связывалась. Да, он может кое-что рассказать о Хоэнлихене и нашумевшей дуэли, его мать работала в санатории медсестрой. Скандал, по ее словам, был грандиозный, учитывая, что дуэль закончилась смертью Штрунка, любимого корреспондента Гитлера. И хотя сей факт должен был оставаться в тайне, о нем узнали абсолютно все.

Шиллю подали чашку кофе, над которой поднимался ароматный пар.

— Гитлер прислал на похороны роскошный венок.

— Мне хотелось бы побывать там, где состоялась дуэль.

Блюменталь,

конечно, знал дорогу и подробно объяснил, что надо обогнуть санаторий и дойти до часовни Святой Елены. За ней начинается лес, а место поединка, по всей вероятности, находится на следующей развилке. Блюменталь с радостью отправился бы туда вместе с Шиллем и показал ему ту прогалину, но… В трубке снова что-то зашелестело, и окончание фразы Шилль не расслышал.

— Будьте осторожны, тот район в народе называют Долиной призраков! — оглушительно гаркнул Блюменталь.

У Шилля оставался вопрос насчет тела Штрунка и его могилы. Чтобы краевед понял, о чем идет речь, Шиллю пришлось кричать на все кафе.

На это у Блюменталя тоже нашелся ответ, хоть и неудовлетворительный. Захоронение, по его словам, уничтожили в конце войны: это было знаковое место для эсэсовцев, и, вероятнее всего, именно поэтому русские сровняли его с землей.

Шилль с благодарностью принял это к сведению. Больше от Блюменталя он ничего не услышал и был очень рад, что орать в трубку уже не нужно. Он встал, чтобы заплатить за кофе, но хозяин, в таком же дурацком костюме, что и кукла у дверей, поднял обе руки, будто сдаваясь, и угодливо произнес:

— Это за счет заведения.

И наконец, миновав руины санатория, в облике которых и впрямь угадывалось нечто призрачное, и маленькую часовню на опушке, построенную словно в память о дуэли, он очутился на месте. Сумерки заливали ландшафт мягким светом, все вокруг мерцало оттенками серого. Шилль бесцельно бродил взад-вперед, точно парапсихолог, пытающийся установить контакт с духами умерших. Но эта низина не вызывала в его душе ни малейшего отклика. Он ничего не чувствовал. Ничего, кроме неизбежного одиночества.

Мобильный телефон Шилля зазвонил.

Его не удивило бы, если бы на линии оказался один из двух давно почивших дуэлянтов, Штрунк или Кручинна. Но это был дядя Венцель, который сообщал, что ему удалось раздобыть еще один билет на сегодняшнее оперное представление, и осведомлялся, увидятся ли они там.

Шилль выразил сожаление и пояснил, где сейчас находится.

— В Хоэнлихене? На месте последней дуэли? Что вас туда привело, простите за нескромный вопрос?

— Сам толком не пойму. — Он еще раз повернулся вокруг своей оси и поймал себя на мысли, что действительно не знает ответа. — А вообще, мне только что пришло в голову, что сегодня, возможно, последний день в моей жизни.

— Из-за дуэли? Поверить не могу, вы все-таки условились со своим оппонентом?

Шилль был вынужден признать, что нет и что в этом и заключается проблема. Если все пойдет по плану, вечером в оперу вместо него отправится Марков — он, Шилль, прислал ему подаренные дядей Венцелем билеты.

— Очень хорошая идея! Тогда давайте я подойду к нему и скажу, чтобы он принял ваш вызов и назначил секунданта!

— А вот это уже не очень хорошая идея, потому что он вызовет полицию.

— Я могу передать ему депешу.