Оскорбление третьей степени
Шрифт:
Вслед за гусарской саблей мадам Мербуш предложила вниманию публики погоны сержанта полевой артиллерии времен Первой мировой войны, имя которого не сочли достойным упоминания. Лот достался за полтораста евро даме во втором ряду. Французский игольчатый штык ушел за сто евро седовласому старику, а «гарантированно не ржавый», как заявила аукционист, экземпляр рыцарского креста с железными дубовыми листьями приобрел за семь с половиной тысяч сосед Шилля, все время сидевший неподвижно, скрестив руки на груди, и лишь изредка кивавший головой.
Букинист с нетерпением ждал, когда на торги выставят пистолеты. Затейливый парад пережитков минувших времен, устраиваемый в этом зале, не вызывал у него ни малейшего отторжения. Скорее здесь он
Может, это возраст так облагораживает совершенно утилитарные предметы? Может, дело в их боевой истории, связанной со смертью и разрушением, в их биографии, окрашенной кровью нигилизма? Или же в них содержится некое скрытое значение, которое и делает их интересными для тех, кто родился на много веков позже?
Забавно представить, с каким недоумением смотрел бы на собравшихся в аукционном зале людей обладатель этого шлема, если бы попал сюда сегодня и крутил непокрытой головой в поисках своего форменного убора. Еще забавнее представить аукцион, который состоится через несколько сотен лет: потомки мадам Мербуш предложат почтеннейшей публике приобрести велошлем или, скажем, бейсболку человека, сидящего двумя рядами впереди Шилля. «С чего бы это, — гадал букинист, — современные вещи смогут заинтересовать кого-то в будущем? По тем же, по которым вон тот франт в лоденском пальто отслюнявил десять тысяч за островерхую каску, фуражку и погоны из поместья председателя имперского военного суда, жившего сто лет назад? Что же это за причины?»
Краем глаза глядя на одного из покупателей, слегка выпятившего губы, словно для поцелуя, Шилль поймал себя на мысли, что не очень-то хочет знать ответы на эти вопросы, тем более что на аукцион вот-вот должны были выставить лоты, ради которых он сюда и примчался.
Пару французских кавалерийских пистолетов калибром около пятнадцати миллиметров, с целиком, без мушки, в чехле для хранения, обитом зеленым бархатом, предложили по стартовой цене восемнадцать с половиной тысяч евро. Сосед Шилля не шелохнулся, изумленный букинист тоже остался сидеть без движения. Такой суммой он не располагал, хотя, безусловно, был единственным человеком в зале, а может, и в целом мире, по-настоящему желавшим воспользоваться этим оружием по назначению. Тем не менее он испытал удовлетворение, когда после бурного обмена знаками и кивками мадам Мербуш назвала предложенную одним из покупателей цену в размере двадцати четырех тысяч в первый, второй и, после традиционной паузы, в третий раз. Никто не удивился бы, подними Шилль ставку еще выше — здесь его голос стал бы одним из многих.
— Уймища денег, и за что? — вполголоса произнес сосед Шилля, не оборачиваясь, но явно обращаясь к нему. — Из этой рухляди и стрелять-то нельзя…
Букинист кивнул, думая о своем, и отозвался: — А нужны такие, из которых стрелять можно. Сосед повернул голову и с любопытством на него посмотрел.
Трудно предположить, что случилось бы, если бы в тот день Шилль действительно купил оригинальный комплект исторических дуэльных пистолетов. На торги выставили еще три лота, но букинист, по-видимому, уже догадался, что предлагаемое оружие не отвечает его целям, и дело не только в цене. Для начала, какие следовало взять пистолеты — гладкоствольные или нарезные? Выбор судьбоносный, поскольку первые считаются менее меткими, но именно поэтому точнее соответствуют классическому представлению о поединке как о свершении суда Божия. Шилль только улыбнулся, когда на аукцион представили комплект со стволами, похожими на пушечные, потому что сразу сообразил: эти орудия разлетятся в руках у дуэлянтов
Стартовые цены от одиннадцати до тридцати тысяч евро, которые мадам Мербуш называла словно нечто само собой разумеющееся, повергали его в недоумение. Никаких гарантий, что пистолеты сработают, не было, да и не должно было быть, потому что никто не собирался из них стрелять. Возможно, на настроение Шилля влияла и уверенность, исходившая от его соседа: оценив взглядом каждый из трех последних лотов, тот качал головой, еле заметно для остальных посетителей аукциона, но не для Шилля. Когда на торги предложили комплект немецких капсюльных пистолетов с нарезными восьмигранными стволами из дамасской стали, он даже задел локоть Шилля и, встретившись с ним взглядом, предостерегающе поджал губы.
Мир оружейной торговли полон тайн. Взять хотя бы соседа Шилля, сидевшего со скрещенными на груди руками и напряженным ожиданием во взгляде. Звали этого человека Николай Лоренц. В обычной жизни он работал завхозом в училище, да и его внешний облик соответствовал данному виду деятельности: Лоренц носил очки с затемненными стеклами и кожаную жилетку поверх клетчатой рубашки, волосы на его голове курчавились от пота. А в свободное от основной работы время этот гражданин управлял хорошо организованным интернет-магазином военных товаров и медалей XX века — эпохи, коллекционирование предметов которой Шилль довольно долго считал глупым занятием. «Ну в самом же деле, — терялся он в догадках, — какую ностальгию могут вызывать пулеметы и зенитки?»
— На торги выставляется «Гранатомет тридцать девять», — выкрикнула аукционист. — Противотанковое ружье немецкого завода «Густлофф», в оригинальной упаковке, не бывшее в употреблении, стартовая цена — восемь тысяч евро. Ваши ставки?
Мадам Мербуш несколько раз оглядела зал. Сосед Шилля серьезно кивнул.
— Господин в жилетке! Ваша ставка — восемь тысяч пятьсот?
Он снова кивнул.
— Восемь тысяч пятьсот, — повторила аукционист. — Девять тысяч — господин в бейсболке, из первого ряда… — Она взглянула на свою помощницу. — Десять тысяч — участи и к торгов по тел ефону…
Лоренц помотал головой.
— Чему быть, того не миновать, — процедил он сквозь зубы сначала по-русски, затем по-немецки и поднял руку.
— Одиннадцать тысяч — господин в жилетке.
— Двенадцать тысяч — господин из первого ряда, правая сторона.
Упомянутый господин, одетый в темно-синий однобортный костюм, повернулся к Лоренцу. Тот снова поднял руку, на этот раз выставив три пальца.
— Пятнадцать тысяч — господин в жилетке.
Теперь все смотрели на Лоренца, а заодно и на Шилля, который, по-видимому, теперь выглядел как участник одной с Лоренцем команды.
— Пятнадцать тысяч — раз, пятнадцать тысяч — два… — Мадам Мербуш бросила взгляд на сотрудницу с телефоном, но та покачала головой. — Пятнадцать тысяч — три. Продано!
Шилль не мог взять в толк, зачем его сосед отдал огромную сумму за экземпляр оружия массового выпуска, которое не имеет ни отделки, ни гравировки, ни инициалов, ни патины и уж точно не является раритетом. Кто вообще коллекционирует подобные вещи? Букинист решил отложить этот вопрос на потом.
Еще Лоренц приобрел бывшую в употреблении трехствольную винтовку МЗО производства фирмы «Зауэр унд Зон» времен Второй мировой войны. По словам мадам Мербуш, в голосе которой звучало восхищение, когда она представляла этот лот, такие винтовки состояли на вооружении у пилотов дальних самолетов-разведчиков и применялись для самообороны в случае вынужденной посадки в тылу врага. За винтовку Лоренц уплатил одиннадцать с половиной тысяч.