Оскорбление третьей степени
Шрифт:
Она встала, взяла пальто и снова собралась уходить.
— Но Оскар… — пролепетала Констанция.
— Я чувствую себя некомпетентной и офици ально заявляю о своей некомпетентности, — отре зала Танненшмидт, после чего вышла в прихожую и захлопнула за собой дверь.
Квиз обнюхивал лежащие на земле старые газеты, пытаясь отыскать монету, и нарушал тишину возмущенным лаем. Тем временем Шилль, Марков и дядя Венцель стояли лицом друг к другу, образуя разносторонний треугольник, и молчали. Впрочем, сказать «молчали» гораздо легче, чем соблюдать безмолвие в такой обстановке. Остается только гадать, сколько тем
Такое, конечно, представить сложно, но если бы в этот миг к туннелю подъехали репортеры и принялись расспрашивать дуэлянтов, какие мотивы ими движут, какие чувства они испытывают, на какой исход поединка они рассчитывают, Шилль и Марков, вероятно, только пожали бы плечами и пробормотали что-то невнятное. Констанция? Какая Констанция? Оскорбление? Какое оскорбле ние? Все это осталось далеко позади, бесконечно, непостижимо далеко позади. Они находились здесь просто потому, что находиться в любом другом месте не имело смысла. Возможно, Шилль и Марков заявили бы, что пришло время смотреть вперед, а не оглядываться назад.
Шилль был поглощен созерцанием воды, неустанный танец которой при свете фонарей успокаивал его. Он стоял с отсутствующим взглядом, мечтая погрузиться в это переливчатое мерцание, которое непрерывно создавало новые оттенки черноты.
Марков, небезосновательно предчувствующий, что события будут развиваться неблагоприятно, и испытывающий смесь любопытства и бессилия, воспринимал происходящее словно еще один непостижимый поворот своей судьбы, очередной акт фарса, в котором его участие является неизбежным, хоть и совершенно нежелательным.
Что творилось в душе у дяди Венцеля, никто не знал, ибо он надвинул шапку на лоб так низко, что во мраке туннеля его лица было почти не видно. Сложив руки за спиной, он раскачивался на пятках взад-вперед, спокойный, словно старый опытный тренер, который наблюдает за выступлением подопечных и верит, что у них все получится.
Пока Лоренц готовился объяснять дуэлянтам, как пользоваться пистолетами, как ставить на предохранитель и снимать с него, как взводить курок, Дженни и Полина спустились в туннель, чтобы выгнать оттуда пьяного и отмерить предусмотренное для поединка расстояние в пятьдесят шагов.
Второй час нового дня на кухне фрау Эберляйн проходил в молчании и саморазрушении. Хозяйка искала поддержки у бутылки бренди. Гостья выпрямила спину и тихо проговорила:
— Простите, фрау Эберляйн, что устроила этот скандал. Поверьте, я вовсе не хотела. Мне жаль, что вам так досталось.
— Понимаю, дорогая. Не надо извиняться.
— Но где-то же они должны сейчас быть, правда? Куда их занесло глубокой ночью?
— Мужчины, — изрекла пожилая дама, — они всегда где-нибудь. В основном там, где их быть не должно. Полагаю, это у них в крови.
На кухне воцарилась мрачная тишина.
— Но послушайте, если вы не сомневаетесь, что они с Александром
— Александр в Кёпенике! — воскликнула Констанция. — Сейчас позвоню ему.
Она набрала номер Шилля, трубку сняли, и женский голос, перекрикивая оглушительно громкую музыку, сообщил Констанции, что вечеринка проходит великолепно. Выяснилось, что женщину зовут Лилли, что в отеле отмечают девичник и что миляга Александр, за которым ей. Констанции, следует приглядывать в оба глаза, если, конечно, еще не поздно, оставил у нее, Лилли, свой мобильный. Где он сейчас? О, Констанция не поверит ушам, когда услышит ответ, точно так же, как не поверила ушам Лилли, когда Александр поделился с ней своими планами на ближайшее будущее. Посреди ночи он надел черную рубашку и заявил, что отправляется на похороны. Не правда ли, звучит зловеще: она тут гуляет перед свадьбой подружки, а он поехал на похороны?
— Где? — завопила Констанция. — Где проходят эти похороны?
— Он не сказал, — завопила Лилли в ответ и, перекрикивая ритм танцевальных басов, добавила: — Ох, если покойный — кто-то из ваших близких… Мои соболезнования.
Неоновый свет под беленым потолком и бледно-зеленый кафель на стенах придавали туннелю зловещее очарование. У стены, лежа на левом боку, крепко спал парень лет тридцати. Мелкие струйки, бегущие по красно-коричневой напольной плитке, нисколько ему не мешали. На человеке была черная кожаная куртка с когда-то белой подкладкой из искусственного меха. Его квадратная наголо бритая голова свешивалась и почти касалась плеча. Судя по виду, мужчина был в стельку пьян.
Полина в раздумьях прошлась мимо него и решила ничего не предпринимать.
— По-моему, он такой же свидетель, как этот кафель на стенах, — сказала она Дженни. — Надеюсь, я права. — Носком ботинка Полина осторожно коснулась ноги спящего.
Взволнованный Квиз догнал их и принялся обнюхивать пьяного. Особенно пса заинтересовал левый карман его куртки. Квиз залаял и зафыркал, отчего мужчина вздрогнул и проснулся.
Не давая ему опомниться, Полина заговорила строгим голосом:
— Мой юный друг, позвольте узнать, кто вы? Как вас зовут?
— Цербер, — оторопело произнес тот. — Ханнес Цербер, а что? Что случилось?
— Это я у вас спрашиваю, герр Цербер! На дворе глубокая ночь, а вы спите посреди стрельбища! Вы что, совсем спятили?
— Посреди стрельбища? — Он растерянно огляделся. — Это разве не туннель?
— Совершенно верно, туннель при стрельбище. Как вы вообще сюда попали? Если бы собака вас не нашла, вскоре вас могло бы уже не быть на этом свете. Здесь вот-вот начнется важный эксперимент.
Цербер в недоумении посмотрел по сторонам и вверх, а затем попытался встать.
— Что еще за дерьмовый эксперимент?
— Эксперимент с магическими пулями, — лихо соврала Полина. — Слышали об убийстве Джона Кеннеди? — Не дожидаясь ответа, она продолжила: — Пуля вошла сзади, прошла через голову и горло, затем выписала дугу, проникла в ногу, вылетела наружу через руку, упала в пепельницу и рикошетом вернулась в тело. Всего то ли семь, то ли шесть таких вот попаданий, верно я говорю, Дженни?
— Вроде бы, надо еще раз пересчитать, — отозвалась та.
Квиз залаял громче прежнего. Мужчина встал, опираясь на стену, и попятился.