Оскорбление третьей степени
Шрифт:
— Да ну, бред какой-то, — буркнул он. — Впрочем, насчет Кеннеди в это тоже никто не поверил, однако же он все равно помер.
Полина наклонилась и мелом провела черту в том месте, где еще недавно сладко спал Ханнес Цербер.
— Первый стрелок встанет вот здесь.
Танненшмидт терпеть не могла чувство, будто что-то упустила, и сейчас она испытывала именно его. Старший инспектор села в машину и стала ждать, сама не зная чего. Перед ней простиралась улица, пустынная и ничем не примечательная. Дом погрузился в сон, свет горел только в кухонном окне фрау Эберляйн. Совсем недавно Констанция Камп стояла там на подоконнике и, будь она чуть более отчаянной, сейчас могла бы лежать мертвой на тротуаре. Танненшмидт никогда не переставала
За размышлениями Танненшмидт не заметила, что к подъезду подкатило такси и в него вихрем влетела Констанция Камп, после чего машина с ревом умчалась прочь.
Со стороны всегда кажется, что стрелять из пистолета легко, но на самом деле это сущая морока: извлечь магазин, снять с предохранителя и открыть затвор, вставить в магазин патроны, вернуть магазин на место и закрыть затвор, поставить на предохранитель… Лоренц объяснял все это, показывал, повторял, однако ни Шилль, ни Марков не могли выполнить движения в правильной последовательности. Они едва не поругались, когда Марков высказался в том духе, что, если стрелять в кого-то так сложно, не лучше ли просто оставить его в живых? Шилль, стоявший достаточно далеко от нее, хрипло рассмеялся, но воздержался от ответа, напомнив себе, что на перепалки у них нет времени.
В конце концов Лоренц сделал все сам: вставил в каждый магазин по одному блестящему латунному патрону, передернул затвор вальтера и поставит на предохранитель, передернул затвор парабеллума и поставил на предохранитель.
Тем временем во чреве туннеля, под водой, которую здесь было едва слышно, настолько тихо и незаметно она протекала над ним, между Дженни и Полиной разгорелся спор. Дженни, которая до настоящего момента верила, надеялась и желала, чтобы все происходящее оказалось странноватым, но в конечном счете безопасным фрик-шоу, теперь уже сильно сомневалась в этом, видя, как старательно ведутся приготовления. Когда Полина дорисовала последнюю отметку мелом, Дженни поняла, что дело зашло слишком далеко.
— Я ретируюсь, — сказала она.
— Ну конечно, ты должна будешь ретироваться, — отозвалась Полина, выбрасывая мел и удерживая Квиза, который хотел за ним погнаться. — Мы все должны будем ретироваться, стрельба не бывает тихой, понимаешь?
Дженни покачала головой.
— Я имею в виду, что дистанцируюсь.
— Правильно, так и надо, — одобрила Полина.
— Да как ты не поймешь, я выхожу из игры! Это же безумие! Они поубивают друг друга! Что тут вообще творится? Я-то думала, это все понарошку, дурацкая игра, да и только!
Эхо ее голоса, кувыркаясь, разнеслось по туннелю.
Полина положила руку на плечо Дженни.
— Игра и есть. Николай принял меры предосторожности. Ты что, всерьез подумала, что мы допустим настоящую стрельбу? Не беспокойся, все будет понарошку.
Новость огорошила Дженни.
— Что? Но разве не… То есть… — забормотала она. — Как это — понарошку?
— Пистолеты зарядят холостыми. Только не проговорись никому, будь добра, — перешла на шепот
И Дженни, чьи глаза были скрыты солнцезащитными очками, Дженни, крайне сомневающаяся, можно ли верить последним словам Полины, Дженни, лихорадочно размышляющая о том, что, если Полина сказала правду, стрельба холостыми может привести к еще более непредсказуемым, а то и катастрофическим последствиям, взглянула на мужчин и смущенно улыбнулась.
Констанция, своими причитаниями о надвигающейся опасности и банкнотой в сто евро добившаяся того, что водитель нарушил кучу правил дорожного движения, едва не выпала из продолжающего ехать такси на порог «Пента-отеля». Она пробежала сквозь гудящую толпу к бару, чтобы узнать, где находится стойка администратора, и, узнав, что бар и есть стойка администратора, тотчас спросила бармена, известно ли ему что-нибудь о местонахождении герра Шилля. «Это чрезвычайно важное, чрезвычайно личное дело, без преувеличения, вопрос жизни и смерти», — добавила она.
— Я в курсе, — отозвался бармен негромко, и Констанция расслышала его голос несмотря на гремящую музыку. — Он отправился на похороны.
— Ночью? И что же это за похороны такие?
— Представьте себе, я задал ему тот же вопрос Он ответил, что отправляется на ночные похороны.
— Ага. — Констанция совладала с собой. — И куда он поехал? На какое кладбище?
— К сожалению, он не сказал. Хотя погодите-ка… Он забыл вот это. — Бармен достал с полки камень и протянул его Констанции.
— Камень? — растерялась та, вертя предмет в руках.
— Возможно, он ему нужен, — предположил он.
— Возможно, он ему нужен, — эхом откликнулась она.
— Да, и еще: он вызвал такси. До Шпреетуннеяя.
— До туннеля?
— До туннеля.
— Когда это было?
— Около часа назад.
Если смотреть со стороны Фридрихсхагена, Марков стоял у ближней черты, а Шилль — у дальней, в пятидесяти шагах от оппонента. Они расположились не ровно по средней линии туннеля, а чуть сбоку от нее, чтобы освободить пространство для секунданток и Лоренца, занявшего позицию между противниками, но в то же время на достаточном удалении от линии огня, у противоположной стены.
Дуэлянтам удалось снять пистолеты с предохранителя. Шилль, бросивший свой тренч Полине, остался в черной рубашке и повернулся вполоборота, стараясь точно прицелиться при помощи, так сказать, туннельного зрения. Марков стоял чуть расставив ноги, с почти скучающим видом, во всем его облике сквозила вызывающая небрежность, которая говорила, что он хочет поскорее покончить с этой ерундой и вернуться к более важным вещам. Не исключено, что эти мысли в самом деле витали в его голове.
Все получили от Лоренца по комплекту желтых поролоновых берушей, которые едва заметно светились в полумраке туннеля, и заткнули ими слуховые проходы (несомненно, это был первый в истории случай применения берушей на дуэли). У Маркова беруши смешно торчали из ушей, придавая ему, как он справедливо полагал, крайне глупый вид.
После этого никто ничего не слышал. Даже если какие-то слова все же были произнесены, они оказались неуслышанными.
Лоренц поднял руку — это был условный сигнал.
Дядя Венцель остался наверху вместе с Квизом, который свернулся калачиком у его ног и тяжело дышал, глядя в ночь. Когда раздался хлопок, пес вскочил и замер. Стая испуганных уток, ночевавших на Мюггельзе, лихорадочно замахала крылья ми, взмыла над водой и с тревожным кряканьем улетела прочь.
Кратчайший маршрут от «Пента-отеля» до входа в Шпреетуннель со стороны Кёпеника пролегал через Мюггельфорст. Поездка на такси заняла всего десять минут. Машина остановилась посреди леса, на узкой тропе, которая изгибалась, спускаясь с горы к берегу мимо невозмутимых сосен и мрачного подлеска. Быстро пройдя по тропе, Констанция очутилась перед ничем не примечательным входом в туннель и посмотрела на крутую лестницу, уводящую вниз.