Основы человечности. Работа над ошибками
Шрифт:
И вот — дождался.
— Нечаянно! По глупости! По ошибке! Какая разница? Всех этих людей… никого из них больше нет. И папы больше нет… Потому что я…
— Это было давно.
— Это было! Неважно, когда. Я это сделал! Я, своими руками… — Тимур распахнул глаза — для того, чтобы увидеть, как комната уплывает куда-то вбок. Против часовой стрелки.
Почему-то это казалось важным. Как будто если комната кружится по часовой стрелке, то это ещё нормально, а вот если против — то совсем трындец.
—
— Да плевать на температуру! — Тимур попытался отстраниться, отступить к дивану, но понял, что не знает, в какой стороне диван. Так и остался стоять (скорее, висеть) в чужих руках.
— Не плевать. Я за тебя волнуюсь. Ксюха волнуется. Динка волнуется.
Людвиг сам подтолкнул его в нужном направлении, аккуратно усадил, подпёр подушками и плюхнулся рядом, как некая стабильная точка в этом вращающемся мире. Маяк посреди штормового моря. Тимур кое-как, почти вслепую, нащупал краешек его футболки (вообще-то — своей собственной футболки) и зажал в кулаке. На всякий случай. Чтобы не потерять и не потеряться. Чтобы не оставаться снова одному.
— Она ушла. Даже крокодила забрала.
— И что?
— Я его подарил. Давно, на какую-то годовщину. Знаешь, типа пять лет с первого свидания, семь лет с первого поцелуя. Она никогда не запоминала такие даты, а я помнил. Делал ей подарки, она удивлялась. Вроде как радовалась. Потом, когда у нас окончательно всё разладилось, она действительно спала отдельно. С крокодилом. Как будто даже крокодил лучше меня.
— И давно у вас… так?
— Пару лет, наверное.
— Давно бы уже разъехались нормально, нашли себе кого-нибудь ещё.
— Как-то не сложилось.
Или не попытались сложить.
Им обоим было привычно и удобно жить вместе: Диане — не искать квартиру, Тимуру — не киснуть в одиночестве. Им обоим хотелось иметь дом, или хотя бы ощущение дома. Место, куда можно возвращаться. Место, где ты нужен, где тебя ждут. Даже если у вас раздельные кровати.
— Кажется, я много пропустил. — Людвиг то ли вздохнул, то ли зевнул и растёкся по дивану сонной кляксой, вжав Тимура в самый угол.
— Да, немало.
— Расскажешь?
— Попозже.
Сейчас не хотелось ни рассказывать, ни даже думать. Только сидеть, откинувшись на спинку дивана, и наблюдать за потолком. Тот, к счастью, уже почти не кружился, да и волны истерики внутри понемногу успокаивались. Не до абсолютного штиля, конечно, но после полноценного шторма шестибалльное волнение уже не казалось катастрофой.
Телефон выплюнул очередное сообщение: Марина Александровна спрашивала, открыл ли Тимур больничный и до какого числа.
— Выключи его, — проворчал Людвиг, когда Тимур начал набирать ответ.
— Это по
— Ты можешь хоть немножко думать о себе, а не о работе?
— Когда я думаю о себе, у меня температура поднимается.
— Тогда обо мне подумай. Или о Ксюшке. Кстати, хотел спросить…
Дверной звонок — длинный, настойчивый — почти заглушил последнее слово. Сердце тревожно ёкнуло. Лимит незваных гостей на сегодня был совершенно точно исчерпан, и Тимур боялся даже представить, кого ещё могло принести. Вариантов, как назло, было множество: от Фёдора (хотя нет, он бы предупредил) до делегации фанаток с цветами и воздушными шариками.
— Я открывать не пойду, — решил Людвиг, натягивая на себя угол пледа, как будто пытался под ним спрятаться. — В прошлый раз открыл — а там Динка. Ну её.
— А я болею. — Конечно, Тимур был вполне в состоянии выйти в коридор, но подниматься с нагретого места совершенно не хотелось, а с Людвига сталось бы немедленно занять весь диван целиком.
— Отлично. Значит, будем считать, что никого нет дома.
— А вдруг что-то случилось?
— Если бы что-то случилось, позвонили бы ещё раз. Или постучали. Или поорали.
Звонок действительно не повторился, да и на лестничной клетке было тихо. Значит, точно не фанатки, те галдели бы на весь дом.
А вот если кто-то узнал, что в квартире прячется Людвиг, и затаился, поджидая его на выходе… Диана, например, запросто могла настучать кому-то из родни… Или они сами, по запаху…
— Может, просто хулиганы балуются? Ну, как мы в детстве: позвонили и сбежали? — с надеждой предположил Тимур.
— А они у вас часто так развлекаются?
— Никогда.
— Слабаки! Ладно, так уж и быть, открою.
— Стой! — Тимур вскочил с дивана, не дожидаясь, пока Людвиг перейдёт от слов к делу . — Сиди здесь. Не надо, чтоб тебя лишний раз видели.
— Все, кому особенно не надо, меня уже увидели. Ладно, давай сам. Только не свались по пути.
— Не дождёшься!
Голова даже кружиться перестала, словно почувствовала важность момента. Тимур вполне бодро добрался до двери, на всякий случай пригладил растрепавшиеся волосы и решительно выглянул наружу.
На площадке никого не было.
Ни фанаток, ни соседей, ни Фёдора — вообще никого.
Только на придверном коврике лежала тетрадка — самая обычная, школьная, на сорок восемь листов. Причём часть из них, судя по толщине, были выдраны.
Поперёк обложки, над смешными пушистыми котятами, шла размашистая маркерная надпись «Дневник». Чуть ниже, обычной ручкой, крупным ученическим почерком было добавлено: «Фроловой Надежды».
Из тетрадки торчал лист бумаги — обычной офисной бумаги — на котором уже совсем другим почерком, мелким и резким, было написано: «Передайте Ксюше, пожалуйста».