Остров традиции
Шрифт:
– Их свобода...
– ...их свобода - это свобода агрессии. Но источник агрессии - комплексы, то есть внутренняя несвобода...
– Гм, уж не возьмётесь ли вы сосватать каждому психоаналитика?
– спросил Конрад ехидно.
– Знаете ли, специалисты подобного профиля, как правило, интересуют тех, кто свою агрессию направляет против себя самих. Только мазохисты стонут под ярмом своих комплексов; садистам такое ярмо не в тягость. Принудительное же лечение с разговорами о свободе не вяжется.
– Но разве свободен тот, кто посягает
– Профессор воздел уже целый кулак.
– Вы экзистенциалистов, что ли, не читали?
– Мало ли, что я читал, мало ли, кого они не читали...
– заёрничал Конрад.
– Но спокойствие, уж в этом-то пункте они с вами совершенно согласны. Любой уважающий себя лох скажет вам, что уважает чужую свободу. Как же иначе-то? "Я свободен опустить тебя, но и ты свободен опустить меня. В первом случае ты волен сопротивляться мне, во втором - я тебе. Ещё вопросы?"
– Где же тут свобода, спрашивается?
– воспламенился Профессор.
– Это какое-то первобытное рабство, слепая покорность элементарному закону природы, известному как "закон джунглей". Или - "закон - тайга"...
– Э нет, - теперь уже Конрад взял докторальный тон.
– Если это и закон-тайга, то исправленный, чересчур вольно истолкованный. Сфера его действия расширена от границ тайги до границ мироздания. Что может быть скучней и банальней типичной животно-растительной заботы: грызть глотки стоящим поперёк дороги, чтобы только дорваться до кормушки и всласть накушаться? То ли дело, не сразу загрызать, а мелкими глотками сосать кровь... не обязательно из стоящих поперёк, можно из стоящих в стороне, на кормушку не претендующих - даже ценой замедления продвижения к кормушке... Изощрённо так - голь на выдумки хитра!
Профессор молчал. Торжествующий Конрад победоносно продолжил:
– Свобода для нашего компатриота начинается не с "от", не с "для", и не с "чтобы" или "потому что", а с "просто так". То, что мы называем садизмом, есть апофеоз его личной свободы. Он самореализуется через садизм, в садизме проявляет свою индивидуальность. В садизме ему открывается такой простор для творческой фантазии, такой спектр ярких впечатлений и острых ощущений... достойный не унтерменша, а сверхчеловека.
Эту речь вместе с Профессором выслушала вошедшая без стука неумолимая и неминуемая Анна, и от этого триумф Конрада показался ещё более триумфальным.
– Вот так. Стоило мне отвлечься, и вы превысили лимит времени, - сказала Анна отцу.
– Всё на сегодня.
– Да, что-то мы сегодня заболтались, - сверился Профессор с часами.
– А у вас сегодня гость, - поделился новостью Конрад.
Анна метнула на него испепеляющий взор, и он прикусил язык.
– Сосед. Зашёл за насосом, - объяснила Анна.
Утомлённый беседой, но с чувством исполненного долга Конрад вновь разлёгся. Жарынь несусветная, время сиесты.
Мухи дохнут в трясине варенья, мир их мушиному
Пулемётами стрекочут цикады, глубоко удовлетворены пулемётчики. Свежее мясо удобряет истощённую почву.
Плазматические тела людей наполнены плазматическими мозгами, а те в свою очередь, - плазматическими маразматическими идеями.
Например, был такой Иисус Навин, ради превозможения супостатов догадавшийся остановить в небе солнце. Прям как сегодня.
Не любил Конрад Священное Писание из-за Иисуса Навина. Господу Саваофу потребовался массовый убийца и военный преступник, положивший тьмы своих и чужих, чтобы возблагоденствовал избранный народец.
Незваный гость, оказывается, ещё не ушёл. Похоже, ему во что бы то ни стало надо было познакомиться со Стефаном. У того пятна на теле уже поблёкли, но на ласковый оклик комиссара полиции он не отозвался и спешно затерялся в глубине сада. Не помогло и вмешательство Анны. Поручик развёл руками и продолжил любезничать с хозяйкой. Та за истекший час явно изменила своё первоначальное отношение к представителю власти и на прощанье даже пожала ему руку. Сие настороживало.
Когда Поручик вновь переступал через Конрада, тот спросил точно старого знакомого:
– Господин Поручик, когда меня арестуют?
– За что?
– равнодушно переспросил Поручик.
– "Был бы фраер, статью подберём", - напомнил Конрад.
– А смысл?
– ответил Поручик.
– У тебя мания величия. На лесоповале толку от тебя как от балерины. И вообще - арест надо заслужить.
И сделал пару шагов к воротам, но потом медленно развернулся и поманил Конрада пальцем. Тот с готовностью повиновался.
– А вообще у меня к тебе разговорец есть, герр Мартинсен.
– Таки есть?
– струхнул Конрад.
– Угу. Ты насколько сюда вселился?
– Пока не выгонят.
– А столоваться за так будешь?
– За ударный труд... на огороде.
– Да уж, я смотрю, огород Клиров под серьёзным ударом. Ты хоть тяпку от мотыги отличаешь? Шпинат от щавеля?
– Не-а.
– Так вот. У меня к тебе есть предложение получше. Пойдёшь к нам осведомителем.
Конрада как в землю вкопало. Он будто не верил, что это не вопрос, а приказ.
– Стучать, значит?
– Сказано - осведомлять.
– Но о ком? О лежачем старце? Или о его дочери? Н-нет уж...
– Насчёт дочки не волнуйся - я сам у ней о чём хошь осведомлюсь. А о старце ты зря... этак неуважительно. Он тоже электорат, между прочим. Но вообще-то первое задание у меня к тебе будет другое. В последнее время в наших краях завелись неформалы. Кто такие, чего хотят - пока не ясно. Вот ты и разузнай, кто и чего. Наводку я тебе дам...
– Господин Поручик, но я ведь с людьми-то... не очень. Не смогу я к ним втусоваться. Вы же проинформированы, я уверен.