Остров жизни

Поляков Иван

Их запорошённый приют на заледеневшем пригорке у чёрной в белых проплешинах воды. Никого, а значит, Стэр был прав. Ещё день. Достаточно, чтобы подумать, и достаточно, чтобы предпринять какие-то действия.

Дома и курятники. Рин, забыв про супругу, рванул к ставшему родным свинарнику. Крику, само собой, последовало во множестве, и не местные шарахались от рыжей фурии, не понимая, в чём собственно дело. Организовав детей, Зое втрое ускорила разгрузку. В панике наблюдая, как тает его личный трон, Ивес плевался, махая руками, и во всеуслышание заявлял, что сам всё растащит. Вот отдохнёт… ну, – немного, и сразу сделает.

Глубокий взгляд Стэра

неспешно прошёлся по заиндевевшей грязи, чёрным деревцам и воде.

– Так здесь ты и жил столько лет?

Взгляд исподлобья. Гай не мог сказать почему так, не понимал причины, но он в этот момент он многое отдал бы за возможность оказаться где-нибудь ещё. Не суть важно уступ или море. Главное подальше и желательно с мечом в руках.

Сэр Ланв Деревянный и сам не заметил, в какой момент пальцы его сжали рукоять:

– Здесь.

Серый конь остановился. Ноздри его раздулись, гулко втягивая воздух, а длинные ресницы задрожали. Стэр попытался успокоить его, но какое там. Животное точно чувствовало нечто страшное, попирающее воздух этих мест.

– Спокойно-спокойно, – ласково похлопал по жилистой шее Стэр. – Думаю, в моих землях также есть такие поселения. Пять или шесть. Есть какая-то романтика в местной жизни. Размеренная беззаботность.

– Все деревни похожи, – буркнул Гай, пряча глаза. Костяшки пальцев его побелели. – И наша как все, равно как и все как наша.

«Что-то он совсем потерялся», – заметила Зое, издали наблюдая за разговором.

– Эй-эй, вы куда это потащили?

Мальчики втянули головы в плечи. Не требовалось семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что в свёртке было нечто съестное. Желудком почувствовав честно отработанное вознаграждение, они решили взять его сразу же, но бдительная охрана не дала им такой возможности. Девушка вообще не намерена была давать кому-либо каких-либо шансов. Будто пропустив бессонную ночь, ум её был необычайно боёк, а во взгляде мерцали какие-то ненормальные, затравленные огоньки, о которых Зое, впрочем, не подозревала и оттого была спокойна.

«Потерялся, и притом не он один».

На Асса жалко было смотреть. Ровная и ухоженная, бородка его спуталась, сделавшись похожей на мякину, лицо совершенно посерела, а глаза ввалились, придав ему неожиданное для человека сходство с бараном. Асс и был им. Агнцем на закланье грядущего сражения, про которое он не знал, но участником которого стал, единожды проявив слабость.

«Потерялся», – в третий раз повторила девушка, краем глаза наблюдая, как две фигуры, – одна пешая, другая же конная удаляются от прочих, бредя вдоль берега и полоски сухого камыша.

– Про Лефевра ничего не слышал? Всё-таки столько лет прошло, а от него ничего.

Расчёт был прост и гениален как табурет, – отвлечь от дурных мыслей, переключив внимание на иной предмет, и не суть важно, в чём конкретно он будет состоять. При предыдущей их встрече Асс гордился тем, что знаком, чуть ли не с каждым, так что спросить про брата для Зое было удачным решением. Всё просто, однако эффект, который произвёл данный вопрос, нельзя было назвать иначе как обратным. Волосы на впервые за многие годы грязной шее мыловара встали дыбом, в то время как глаза его совершенно остекленели, став похожими на шары, что, по слухам, в последние годы начали завозить из южных земель. «Жемчуг» если Зое правильно запомнила название.

– Мёд.

«Ну всё – ушёл. Умом тронулся, как говорят в столице».

– Лефевр, – аккуратно поправила Зое, – моего брата зовут Лефевр.

– Мёд, – глухо

и точно не слыша девушки повторил Асс. – Так он свой сорт яблок назвал. Выпускной проект, или что-то навроде.

Вот чего-чего, а подобного Зое ну никак не ожидала. Вспомнились алой лентой прошедшие сквозь детство счастливые[2] скандалы, многие часы, что провёл юноша за не яблоками даже, а цветками. Неужели он и в самом деле что-то там разглядел?

– Скромностью Лефевр никогда не отличался, – против собственных мыслей сообщила женщина.

– Вывел и уехал, ещё в том году. Учёные люди, они везде нужны.

– Ясно, – пожевала губу девушка. – А сам он как?

– Безвкусно, – решительно, но безотчётно отрезал мужчина. – Всё так же худ, и носит не пойми что. В последний раз, когда я его видел, нацепил весты с длинными рукавами. Совершенное непотребство.

Зое несколько отстранённо усмехнулась.

«Вот кто бы про худобу говорил».

– Сдал и уехал, – повторил Асс, и щека его едва заметно дёрнулась. – Он-то уехал. Он в столице теперь, – а мы здесь, занимаемся не пойми чем.

[1] Если произошедшее вообще можно было обозвать этим древним, почитаемым в определённых кругах словом, сохранив при этом хоть крупицу чести.

[2] Теперь та она понимала, что отец, в самом деле, был счастлив.

Глава 4. Последний день.

Обратный путь к озеру ничем особо не запомнился. Они бежали.

– И чтоб вмиг обернулся! – как обычно, сугубо приказным тоном посоветовала Зое, и, хотя обращались не к нему, сэр Ланв Деревянный втянул голову в угловатый воротник.

Пенин кивнул, пусть и не понял ни бельмеса. Подскочил, точно кузнечик, подобрал руки, прижимая тюк к груди, и быстро заработал ногами. Обратно он должен был вернуться уже с курицей.

– Ха, ха, и ещё раз…

«Рыжая или белая, – горел вопрос в измученных глазах пастуха. – Рыжая или белая?!»

«Нравятся ли тебе рыцари, малыш? Эти неустрашимые боги в сверкающих, точно нимбы, шлемах и с таинственными символами на груди. Одиночки, не ведающие страха. Они сходились лишь изредка, и нельзя придумать событие более желанное для ребятни, чем турнир, где те рубились за честь. Восхищаешься ли ты рыцарями, малыш. Да? Ну, тогда ты просто дурак».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

После обеда всё изменилось. Неудержимая, казалось, детская непосредственность иссякла, стаяв вместе с парящим студнем. Ребятня разбрелась, и тут же мир сделался каким-то серым. Пустым. Мёртвым. Заледеневшие ночью дома смотрели хмуро. Мужчины открыто сводили брови, обсуждая ещё не разработанный план, а женщины. А что они, собственно? Как и в любой другой день, тем оставалось сделать – всё остальное. Даже имей читатель возможность спросить кого-либо из заседающих, он бы и близко не смог ответить, чем конкретно занимались по ту сторону перегородки женщины. «Ух», – выдохнул бы, растерянно улыбнувшись, Пенин. «Да отстаньте», – бросил взъерошенный и облезлый, точно дворняга по осени, Ивес, а Гай… Он и в вовсе бы промолчал, всё так же погруженный в собственные мысли. Известно им было лишь, что без остановки звенели поварёшки, скребли мётлы, а жёны все бегали и бегали. Бегали и бегали, хотя по сухому, мужскому разумению ничего и не менялось.