Отмель
Шрифт:
Матео меня ненавидит. А я ненавижу его. За все, что он собой олицетворяет, за его отношение к Ариэлле, за цвет его автомобиля, мерзкий смешок, ухмылку. Он и представить себе не может, как ему повезло жениться на такой, как Ариэлла.
Я выпускаю листок из рук, и он парит, как перышко, опускаясь на кухонную скамью, словно написанные на нем слова не имеют никакого веса. Но это не так. Я только теперь замечаю, как трудно мне дышать. Подняв записку, сминаю ее в кулаке.
Кофе покрылся пленкой. Отставляю чашку, иду к чайнику и снова его включаю. Послание Матео звучит угрожающе, но оно меня не остановит. Я обязательно выясню, что задумал этот тип. Ариэлла рассчитывает на меня, и осознание собственной силы
Выключатель чайника щелкает, я бросаю ложку растворимого кофе без кофеина в другую кружку и, налив кипятка, размешиваю. На дворе ранняя весна, когда на солнце уже тепло, а в тени еще холодно. Хочешь не хочешь, приходится искать золотую середину. Выйдя на террасу, я выбираю верхнюю ступеньку на солнечной стороне с видом на подстриженную лужайку и прямоугольный бассейн. На противоположном берегу несколько мамаш расселись на пледах для пикника, поставив коляски в один ряд, а дети скачут вокруг, как мармеладное драже. Я отпиваю кофе и представляю, как Ариэлла уходит от Матео. Картинка не радует: наверняка будут слезы и тоска, хлопки дверями, насилие и агрессия. Мне заранее понятно, чего боится соседка. Ручаюсь, именно поэтому она попросила меня шпионить за Матео.
Кроны деревьев слегка покачиваются над забором соседей. Очень полезно вот так сидеть и размышлять о своем поведении. Именно этому я учу своих клиентов, и то же самое рекомендуют многие инструкторы по медитации, выступающие с презентациями по моей специальности. Саморефлексия, самоанализ, самоисследование. Если регулярно работать над собой, уровень эмоционального интеллекта вырастет и вам хватит мужества сорвать корку с душевных ран и увидеть кровь. По-моему, Ариэлле такое пока не под силу. Поэтому ей так трудно говорить правду. И поэтому, наверное, мне не все равно, поэтому я согласилась подслушивать разговоры ее мужа и так жду ее записок. Если Ариэлла не способна заглянуть под засохшие струпья, ей нужен сильный соратник, который сделает это за нее.
Три недели назад
Мы приглашены на ужин к моим родителям, но меня не покидает ощущение, что сегодня все совсем не так, как прежде. Отчасти потому, что это, наверное, последний раз, когда мы встречаемся в таком составе: Чарльз, я и двое наших детей – вся четверка в сборе.
Мама с папой живут на Маккуори-стрит в фешенебельном пентхаусе с огромным балконом, который выходит на Сиднейский оперный театр и мост. Они не из тех родителей, кто заключает тебя в теплые объятия, осыпает благодарными поцелуями и с радостью нянчит внуков. Мама никогда не предлагала мне присмотреть за Кики и Купером. Оно и понятно: дома у родителей белые ковры, и к тому же мама с папой гораздо общительнее меня. Эти двое постоянно ходят с друзьями на званые ужины, благотворительные вечеринки и концерты. Словом, дедушка и бабушка из них не очень. Да и родители, сказать по правде, тоже.
Интерес к психологии, здоровому образу жизни и духовному развитию возник у меня после того, как я на своей шкуре испытала пренебрежение двух чрезвычайно зацикленных на себе взрослых. Меня воспитывали няни и домработницы, потакая любым моим капризам. Это родители виноваты в том, какой я стала.
– Подай мне кале [11] , Чарльз, – говорит мама, протягивая тощую морщинистую руку. Она не научила меня правильно питаться. Поэтому я то переедаю, ругая себя за обжорство, то подолгу морю организм голодом.
11
Популярная разновидность капусты, названная в честь одноименного французского города.
Чарльз передает кале. Купер и Кики сидят за стойкой, у каждого особое блюдо и по айпаду в руке. Скажу
– Как продвигается бизнес? – спрашивает Чарльза папа.
– Хорошо. Дел по горло. На днях подписал контракт с новым клиентом. Причем весьма солидным.
Нашим соседом, – вставляю я, разрезая мраморный стейк, и бросаю взгляд на мужа. – Так ведь?
Он кивает и продолжает жевать стейк. Наверное, недоумевает, с чего я вдруг влезла в разговор.
Что за сосед? – Папа наливает себе большую порцию янтарного вина, выдержанного и крепкого, и крутит бокал, прежде чем сделать глоток.
– Матео Эль-Дин. Владелец многих сиднейских баров и ночных клубов. Как минимум.
– И зачем ему охрана? – фыркает мама.
– Стеречь богатство, – подсказывает отец.
Чарльз пожимает плечами.
– Ну да. И не только.
Папа перестает крутить вино и ставит бокал на стол, шумно втягивая воздух сквозь зубы.
– Надеюсь, все в рамках закона?
Чарльз смеется в несвойственной ему манере и отвечает:
– Да-да. Само собой.
И сразу резко меняет тему, заводя разговор о других деловых вопросах: партнерах, сотрудниках, финансовых убытках. Мама с папой ничего не замечают, передают друг другу соль и поливают мясо соусом. Зато замечаю я. У моего мужа есть темный секрет, имя которому – Матео.
Сейчас
Мы остановились. Я заснула, хотя вовсе не собиралась спать. Отключилась, убаюканная волнами, качающими яхту, точно колыбель, и мерным гудением двигателей. Но сейчас мы стоим, а двигатели молчат. Я открываю глаза, охваченная парализующим страхом. Так бывает, когда твой ребенок вдруг оказывается в больнице, когда сильно поранишься или после страшной семейной ссоры. Сон как рукой сняло, но на душе так тяжко, что лучше бы и не просыпаться.
Перевернувшись на другой бок, я опираюсь на локоть и заглядываю в соседнюю спальню, где Купер и Кики делят одну кровать на двоих. Их маленькие тела возвышаются под одеялом двумя холмиками. Оба крепко спят. Слава богу, с ними все в порядке и они ничего не знают. Откинувшись обратно на постель, я смотрю на часы, стоящие на прикроватном столике. Шесть утра. Интересно, Чарльз уже пришел в себя? Я дотрагиваюсь до щеки. Всю ночь меня мучили кошмары, заставляя просыпаться и думать о нашем будущем. Голова гудит от стресса и переутомления, глаза опухли, мысли путаются. Совершил ли мой муж преступление, от которого мы бежим?
Я спускаю ноги с постели, тянусь к бутылке воды и осушаю ее почти наполовину. Ребенок толкается три раза подряд, и я поглаживаю живот над пупком. Сейчас это единственная моя связь с Джеком, но как же тоскливо думать о любимом, о нашем доме, о нашем будущем. Где Джек сейчас? И где сейчас мы?
Я подхожу к окну, чтобы раздвинуть занавески, и щурюсь, ослепленная белой полосой света. Вода темная, неспокойная, мрачная. Перед нами растянулся длинный мыс, а каменный волнолом преграждает путь к яхт-клубу, унылому сборищу парусных лодок. Черт, да где же мы? Где-то к северу от Сиднея, но это явно не Байрон-Бэй и не тропики. Будь мы там, вода была бы кристально чистой, а белые пляжи облепляли бы пальмы. Здесь же желтая полоска пляжа упирается в норфолкские сосны. Мы в пути почти десять часов. Наверное, это Порт-Маккуори, и остановились мы для того, чтобы заправиться топливом или пополнить припасы. Однако яхта настолько большая, что без плавбазы на берег нам не сойти. Может, Чарльз и Скотт уже на суше?