Отморозки 2 Земляной Орлов
Шрифт:
– И это тоже правильно, - засмеялся Чапаев.
– Когда тебя враги окружили да убивать сейчас начнут - нешто станешь красивости придумывать? Пошлешь по матушке, вот те и вся отходная...
За разговорами время летело быстро и незаметно. Поездка до Красноярска заняла целых четверо суток, но их как-то и не ощутили. Когда Чапаев уходил к ехавшим в обычном пульмановском вагоне унтерам, Глеб заваливался на полку и читал толстый роман Золя 'Разгром'. В прошлой будущей жизни Маркин читал эту вещь, но в переводе, а теперь, когда ему достались знания и умения дальнего родича князей Львовых, ему пришла в голову фантазия познакомиться
– Вась, а зачем ты это записываешь?
– Эх, командир, вот доведется мне в академии военной учиться, а вдруг спросит кто: что там, мол, случилось у французишек под Седаном? Верно, не знаешь, Чапай? А тут-то я им все и выложу: и про пушки хреновые, и про Мольтке, и вообще..
– Ишь ты! Дельно, - Глеб поднял руку, словно бы поправлял очки. Последние годы Маркин ходил в очках и привык к ним, а теперь Львов просто повторял привычные жесты...
– Быть тебе, Чапаев, командиром дивизии, это я тебе точно скажу.
В Красноярске Львов получил известия, весьма его огорчившие. Последний пароход из Енисейска до Монастырского - центрального населенного пункта Туруханского края, уходит не позднее первого августа. Придя же в пункт назначения, встает на прикол, на зимовку. До Енисейска тоже надо добираться по реке. А времени все меньше и меньше...
– ... Значит так, парни - Львов, переодетый в простую полевую форму, привстал из-за стола.
– Действовать надо быстро и решительно. Лейба, - обратился он к фельдфебелю Доинзону, - на тебе - транспорт. Топаешь на пристань и подыскиваешь какой-нибудь катер, пароходик, одним словом - некую лайбу, которая может довезти нас до Курейки и обратно. С тобой Кузякин пойдет...
– Сделаем, командир, - наклонил головой Доинзон.
– Извините, я только хочу поинтересоваться: обязательно покупать, или можно взять в аренду?
– Делай как хочешь, только без разбоя.
– Ну, это таки понятно, - развел тот могучими ручищами.
– Чапаев. Пойдешь в городскую думу и вырвешь из них для нас документы на эту поездку. С тобой идет Сазонов. Делай, что хочешь и как хочешь, но чтобы к вечеру бумаги нам выправили.
Василий Иванович молча кивнул и с независимым видом откинулся на спинку стула. Положение командирского наперсника обязывало его держать марку...
– Семенов, Варенец, Гагарин. Вам пока дела нет, так что сидите здесь в гостинице в качестве тревожной группы. Оружие без нужды не показывать, но исполнять не задумываясь. Вопросы?
– Никак нет, - в унисон рявкнули штурмовики.
– Ну вот, - удовлетворенно кивнул Глеб.
– А я - в управление полиции. Нужно добыть личные дела интересантов и письмо в управление полиции Курейки. Отношение от жандармерии у нас уже есть...
...Доинзон достаточно быстро отыскал то, что ему нужно. Небольшой пароход 'Алатырь-Камень', лишь чуть длиннее начертанного на борту названия, оказался хорошим ходоком, не слишком прожорливым, так что запаса угля ему должно было хватить на рейс до Курейки и обратно. Трое матросов, четверо кочегаров, механик, боцман и капитан - он же лоцман, вот и все. И таки если вдруг эти соленые души... то есть не соленые - откуда здесь соль?! Короче, если эти поцы додумаются своими головами до чего-то нехорошего - восемь георгиевцев с ними справятся только за здрассьте. И щоб он так жил, как эти
Сговориться с капитаном оказалось не сложно. За все про все он запросил тысячу тридцать четыре рубля. Доинзон удивился такой не ровной сумме, но капитан быстро пояснил: пятьсот рублей - ему лично, двести - механику, остальное - команде, с учетом доплаты кочегарам. Уголь и питание команды - за счет нанимателя. Расчеты удовлетворили фельдфебеля, и он извлек из кармана пачку денег, отсчитал три петровских билета и протянул капитану:
– Это за фрахт и за продукты. И чтобы ветчина таки кошерная...
– Не боись, жид, даже икра кошерная найдется, - гоготнул капитан, сложил и спрятал деньги в карман.
Они ударили по рукам, и Доинзон вместе с ефрейтором Спиридоном Кузякиным двинулись в гостиницу, чтобы сообщить о выполнении задания...
Красноярский полицмейстер полковник Бекетов был приятно удивлен. Первый свой визит посетивший город герой, один из 'спасителей Отечества', генерал-майор Львов - тот самый, который в одном строю вместе со своими солдатами ворвался в германские окопы, лично уничтожил три пулемета, два бетонных укрытия, и больше сотни вражеских солдат и офицеров!
– так вот, он нанес свой первый визит именно ему.
Бекетов разливался соловьем перед столичной знаменитостью, одновременно пытаясь понять: что же такого могло понадобиться герою, о котором и до сих пор кричат все газеты, от простого, провинциального полицмейстера? Причина визита вроде бы была на поверхности: Львов воевал на Балканах вместе с племенником Бекетова, а потому и зашел по-свойски к родственнику своего соратника. Но полковник недаром прослужил в полиции двадцать три года и чувствовал, что за пустой светской болтовней Львов скрывает что-то очень важное. Важное и просто необходимое этому покрытому шрамами фронтовику. Но что именно? Полковник терялся в догадках, но так и не мог отыскать хоть сколько-нибудь удовлетворительного ответа...
А тем временем генерал пересказывал последние столичные сплетни, интересовался здоровьем многочисленной Бекетовской родни, расспрашивал о видах на охоту и шутил о положении в городе. В свою очередь полковник обстоятельно расписывал охотничьи угодья, обещал показать свое собрание манков на рябчика, острил о местных купцах и самоедах, да жаловался на местных варнаков - совершеннейших дикарей, слово чести!
Разговор катился медленно и лениво, словно Волга в нижнем течении. Уже Бекетов осторожно предложил генералу пообедать вместе и поразился тому, как легко тот принял его предложение, уже пообещал угостить местным 'деликатесом' - пельменями, которые вряд ли можно сыскать в Петрограде, предложил выпить китайского вина - сладкого и непривычного для европейца, а к истинной цели визита генерала так и не подобрался.
Полковник уже подумывал о том, что с возрастом теряет хватку и ошибается, когда из приемной донесся подозрительный шум, а потом болезненный вскрик. Дверь распахнулась, и в кабинет влетел ефрейтор Георгиевской дивизии.
– Командир! У нас - триста! Лейбу на пристани порезали!..
Бекетов вздрогнул: лицо Львова, и так не обремененное лишней красотой из-за жутковатого вида шрамов вдруг приобрело какой-то совсем уж дьявольский вид. На секунду оно превратилось в маску смерти - холодную, мертвенно-застывшую, и спокойную до беспримерной жестокости. Это продолжалось всего один миг, но и этого хватило, чтобы полковник инстинктивно вжался от непереносимого ужаса в спинку своего кресла.