Отрада округлых вещей
Шрифт:
А ведь есть люди, которые в один прекрасный день становятся паломниками, а потом только и бродят по святым местам. А есть и те, что бросаются с небоскребов с томиком Пауло Коэльо в нагрудном кармане. А некоторые просто сидят и ждут своего поезда. К сожалению, нельзя исключать, что отныне отношения с Феликсом надолго будут затруднены, искажены, осквернены, запятнаны, muddied, [46] опошлены и что отныне никакой доверительности между ним и сыном быть не может. Хорошо бы добраться до истории поиска у Феликса в айфоне. Мальчик же весь день таскает гаджет с собой, к тому же он запаролен отпечатком большого пальца, просто абсурд. Но даже если ему удастся просмотреть историю за прошедшие
46
Запачканы (англ.).
47
Искренним (англ.).
Цвайгль попытался представить себе свое будущее. Когда-нибудь его сыновья вырастут, и он ничего не сможет с этим поделать. Тогда у них будут собственные семьи, собственные профессии. Наслаждаться их обществом ему осталось, может быть, всего несколько лет. Правда заключалась в том, что он больше, чем когда-либо, жаждал, чтобы весь мир наконец понял. Чтобы поняло каждое живое существо. Это было его единственное желание. Его последняя цель, его план. Когда-нибудь они осознают, что он испытывал. Может быть, нужно написать книгу или основать религию. Должен же быть какой-то путь. Дождь за окнами теперь облекал собой всё, и это тоже было в некотором роде решение. И уличный фонарь опять погас. Глядя в окно, с трудом можно было рассмотреть, что дорожное полотно мокрое, из-за крон деревьев на него падал лишь слабый отсвет. Нет, он не может позволить себе лишиться сына, уступив его всем этим примитивным тупицам, которые бегут по жизни трусцой с идиотскими, сияющими улыбками и могут с легкостью, пожав плечами, отмахнуться от любой проблемы когда пожелают, найдя ее решение в интернете. Нет. Он приложит для этого все усилия. Он не сдастся. Даже если ради этого придется вообще никогда больше не спать.
ДВЕ СМЕРТИ
Человек стоял перед маленькой саламандрой. Саламандра, не шевелясь, сидела на белом межевом камне под палящим солнцем. Человек опустился перед нею на колени, снял дорожную шляпу из выгоревшей соломы и принялся со всех сторон разглядывать отливающее черным блеском существо.
«Она сидит здесь совершенно неподвижно, — подумал человек. — Может, она уже умерла…»
Потом он поднялся на ноги, отряхнул с колен пыль проселочной дороги и снова надел шляпу.
«Он бродит по свету, не зная покоя, и укрывает голову тенью, — подумала саламандра. — Может, он уже умер…»
ЛИЦА В ЗЕРКАЛАХ ЛИФТОВ ВЫСОТНЫХ ДОМОВ
Он жил напротив политехникума, что на Кёрёзисштрассе, большого комплекса современных зеленых зданий, перед которыми теперь, с наступлением тепла, ежедневно собиралось множество молодых людей. Он фотографировал их через телеобъектив из окна своей ванной. Вот девушка, сидя на корточках перед велосипедом, держит в руке педаль, как будто хочет сорвать ее, словно яблоко. Юноша с крашенными в розовый цвет волосами стоит на автобусной остановке. Двое подростков, прислонясь друг к другу, вместе слушают музыку в наушниках, на каждого по одному, а к зарядному устройству подключены два гаджета. Преподаватели тоже были сплошь молодые, разница в возрасте небольшая.
Недавно, вернувшись с прогулки и снимая пропотевшую одежду, он заметил, что от
Тридцать пять лет — это еще не старость. И все же в левом глазу у него появился слепой участок, скотома. Она возникла в один прекрасный день, без предупреждения, и сопровождалась головными болями и одышкой. Напоминала она светящееся зернышко, вроде последовательного образа на сетчатке после вспышки камеры, а если моргнуть, она различалась отчетливее. Исследование сетчатки ничего не выявило, МРТ показала ничем не примечательный головной мозг без каких-либо новообразований. Врачи предположили, что дело в недостаточном кровоснабжении сетчатки или глазного нерва. Спустя некоторое время подобные слепые пятна появились и в другом глазу, но вскоре вдруг пропали. Он начал тренироваться с гантелями и гирями и бегать трусцой. Стал есть меньше сахара.
В июне ему написала женщина, с которой они последний раз виделись двенадцать лет назад. Они вместе учились в университете. Он был влюблен в нее, и она это знала. Тогда она сказала ему, что уезжает в Англию, на год. «Но мы не потеряем друг друга из виду», — заверил он. И действительно, она снова ему написала. Они встретились. За это время она успела родить ребенка, дочь была еще совсем маленькой. На мобильном у нее были тысячи фотографий дочки. Он кивнул и порадовался за нее, а когда она протянула ему мобильный, чтобы он лучше рассмотрел один из детских снимков, он взял его кончиками пальцев, словно чужую пудреницу. В кафе царила приятная прохлада. «Как в телестудии», — подумал он, хотя ни разу не бывал ни в одной телестудии. Она спросила, где он сейчас живет. Он объяснил ей. «А, возле школы?» — спросила она. Он достал свой телефон и показал ей несколько фотографий.
Вскоре она перестала отвечать на его послания, и он предположил, что она снова вернулась в Англию. Может быть, отец ее ребенка — англичанин? Он представлял себе этого незнакомца очень маленьким, достающим ему до груди. В последующие недели он уже не мог мастурбировать, глядя на ее старые снимки. Она очень изменилась. Теперь она носила совсем другую прическу, что-то в стиле двадцатых, на косой пробор. «Как у стенографистки», — сказал он себе. Во время пробежки он заметил необычайно красивого пса. Окрасом он напоминал дирижабль.
Спустя несколько недель, уже в разгар лета, в центре города он снова увидел ее. Вместе с дочерью она выходила из магазина одежды. В тот день на нем как раз была футболка с принтом — логотипом его любимой группы «R.E.M.». По какой-то загадочной причине ему показалось самым разумным остановиться перед матерью и дочерью, обеими руками, хип-хоповым жестом, указать на этот логотип и спросить: «Alright?» Но они не обратили на него внимания. Через несколько шагов женщина взяла девочку на руки, хотя, как ему показалось, ребенок уже вышел из этого возраста.
Он вспомнил, что в детстве каждый день перед сном слушал кассету с записью одной и той же аудио-пьесы и проигрывал ее так часто, что голоса актеров стали звучать странно растянуто и зловеще гулко. Сюжет строился вокруг приключений молодой журналистки: она смотрит в телеобъектив своей фотокамеры и замечает, как из воздушного шарика, который запускает в парке клоун, начинает выходить газ. Этим газом отравляются люди, чуть ли не полгорода. Однако невооруженным глазом этот газ увидеть нельзя. Тогда осознание того, что объектив способен увидеть больше, чем обычный глаз, казалось ему почти волшебным. С тех пор он полюбил фотографию, однако, когда его спрашивали, кто у него любимый фотограф, его неизменно возмущала глупость этого вопроса. «Никогда ни с одним не сотрудничал», — отвечал он в таких случаях.