Отвергнутые воспоминания

Паю Имби

При виде такой картины сестры поспешили прочь из родной деревни. На обратном пути в лесу им повстречался молодой парнишка, бледный, в слезах, он рассказал, что по поручению комсомола он должен был гнать большое стадо коров из Выру за 100 километров в Россию. Угон скота в Россию был одним из тактических шагов Сталина. По пути часть коров попала под немецкую бомбежку, часть разбежалась, часть просто пала. Коров никто не доил, вымя разрывалось от молока. Паренек заблудился и теперь не знал что делать. Сестры позвали его с собой в подвал, но он боялся, что придут солдаты и расстреляют его. Он так и остался там, на лесной дорожке, перепуганный, и что с ним стало – неизвестно.

В одно воскресное утро, когда моя мама и ее семья вышли из укрытия, они заметили, что над лесом со стороны деревни поднимается дым. Их мать с криком «Теперь сожгут и нашу деревню!» в отчаянии побежала, как бы надеясь что-то спасти. Но вскоре она, обессиленная, вернулась к погребу. Вся семья и без слов понимала, что после поджога

в деревне ничего уже не осталось. Что они бездомны и нищи. Красноармейцы разграбили деревню, немцы же сожгли и сровняли ее с землей. После к погребу подъехали немецкие солдаты на мотоциклах и сказали, что им ничего другого не оставалось, как только поджечь деревню, ибо хотели поймать русских. Вайке рассказывает, что это был конец той маленькой деревни: «Не осталось ни одного животного, ни одежды, ни зерна, ничего. Больше всего нам почему-то было жалко ту мамину с отцом фотографию, которая висела над комодом и на которую мы любили смотреть, когда хотели вспомнить об отце».

Так началась в Эстонии немецкая оккупация. Крестьяне, чьи дома сохранились, пришли к погребу, чтоб предложить помощь маминой семье. Каждый что-то дал, кто скотину, кто какую-то утварь. Хозяйки окрестных хуторов обещали взять к себе детей, пока строится дом, и позаботиться о школьной одежде. Моя мама пошла нянькой к сестре мужа Лейды Лидии Пальм, Вайке – в чужую семью. Лейде и Оскару немцы предоставили продырявленную пулями военную палатку, где они временно стали жить. Мамина сестра Лейда и ее муж сразу начали строить новый дом, вместе с ними и моя мама. Между тем моя мама перебралась к старшей сестре помогать в строительстве (она жила с ними в палатке). Но был уже октябрь, а в палатке было сыро, у нее начался радикулит, и она не могла даже вставать, не говоря уже о том, чтобы ходить. «В конце концов, мы смирились со своим положением. Вскоре были готовы и небольшие дома. Мы верили, что к Рождеству война прекратится, и тогда мы построим себе большой дом. Но война затягивалась, и в 1944 году, когда вернулись русские, снова начали уводить людей в тюрьму», – вспоминает моя мама.

Рождество 1941 года было полно печали и траура. Поэтесса Марие Ундер написала стихотворение «Рождественское поздравление 1941», первая строфа которого звучит так:

Я бреду – заснежена дорога –

вдоль страдающей земли родной.

Преклонюсь у каждого порога:

дома нет, где горе – стороной.

(Перевод Линды Лаур)

К Рождеству Лидия сшила моей маме красивое платье, а ее муж Карл смастерил ей мягкие кожаные тапочки. Все дети выстроились в школе под елкой и ждали Вайке, так как сестры-близняшки должны были выступать вместе. А Вайке стояла в комнате интерната и плакала, ибо у нее не было такой же красивой одежды, как у ее сестры, – девочки привыкли ходить одинаково одетыми. В семье, где нашла приют Вайке, хозяйка перешила для нее свою старую юбку и дала толстые черные рейтузы. Но пришла учительница и утешила Вайке, подарила сестрам шелковую розовую ленточку для волос. Девочки пошли и спели у елки, и ни один ребенок не смеялся над одеждой Вайке. Именно таким запомнилось им это Рождество.

ГИТЛЕР ОБМАНЫВАЕТ СТАЛИНА

Летом 1941 года обоюдная ненависть двух великих держав – гитлеровской Германии и сталинской России – выплеснулась на Эстонию. Но уже до этого на территории Эстонии начался разброд, происходило уничтожение эстонского государства и его граждан. Жители стран Балтии, не сосланные в лагеря или спасшиеся от расстрела, были превращены в каторжан, кочующих по Советской России и приспосабливающихся к новому государственному порядку и погодным условиям. Виктор Кравченко в своих мемуарах вспоминает, что, выйдя из вагона на одной из небольших железнодорожных станций еще до Казани, он заметил группу работающих мужчин и женщин. Было видно, что они нерусские. На ногах у них были красные лапти, но одеты эти люди была не по-здешнему, хотя одежда была грязная и затрепанная. Кравченко узнал у сотрудника НКВД, что это иностранцы, или эстонцы, или латыши, литовцы, поляки, евреи. Кравченко пишет, что перед ним находилась разномастная бригада из той пары миллионов людей, кого считали «классовыми врагами» и «нежелательными элементами» и кто был сослан на принудительные работы с территорий, захваченных Советским Союзом на основании немецко-российского пакта.

Еще до прихода немцев на оккупированной территории Эстонии приказы и постановления Сталина и Политбюро заложили основу для массовых убийств, в том числе и евреев, особенно тех, кто своей деятельностью поддерживал Эстонскую Республику. Советская пропаганда утверждала, что режим защищает евреев и их культуру. На самом деле сталинский режим разрушил гордость местных евреев – культурную автономию, запретил их религиозные праздники и обычаи. В Эстонии евреи стали такими же «контрреволюционными элементами», как и эстонцы. Евреи участвовали в Освободительной войне за независимость своей Родины, принимали

участие в деятельности таких организаций, как «Кайтселийт» и «Найскодукайтсе». Вплоть до заключения договора Гитлера – Сталина эти организации были естественной составной частью эстонского народа, их защищали законы и правовая система Эстонской Республики. В 1937 году, когда в Европе процветал антисемитизм, представитель местных евреев Генрих Гуткин был избран в Рийгикогу. Гуткин констатировал тогда: «Я верю, что это обстоятельство сыграет большую роль в политической, экономической и общественной жизни еврейского национального меньшинства. Несмотря на разницу политических убеждений, призываем евреев к согласию и консолидации всех сил».^[103]

Приход к власти Гитлера тут же стал для эстонцев поводом для беспокойства о собственной безопасности. Делопроизводитель расположенного в Таллинне посольства Финляндии Тойво Хейккиля в 1934 году в своем рапорте писал, что приход национал-социалистов к власти в Германии внес нервозность в эстонское общество, люди опасались, что последует экспансия на восток, а значит, страны Балтии вновь окажутся под властью немцев. Тревогу вызывало и то, что многие эстонские немцы безоговорочно восхищались Гитлером и что главным идеологом национал-социалистов был немец, уроженец Эстонии Альфред Розенберг, являвшийся кандидатом на пост министра иностранных дел Германии, и что именно на него возлагали надежды многие местные немцы.

Виктор Кравченко пишет, что мифы, связанные с пактом Молотова-Риббентропа, были выдуманы уже позднее для того, чтоб скрыть позор Сталина за неудавшийся союз. В советских книгах по истории этот пакт назывался «нарушением Гитлером данного слова», а договор Сталина с Гитлером подавался в Советском Союзе и за рубежом как пример дальновидности мудрого руководителя. Согласно этим мифам на территории стран Балтии Сталин готовился к войне с Гитлером. Тем самым июньская депортация 1941 года, аресты и политические убийства объяснялись проводимой «чисткой» прифронтовых территорий от «нежелательных элементов» – фашистов, ибо война с немцами была уже на пороге. На самом деле Сталин до конца верил, что Гитлер не предаст его, и что никакой войны он не готовит. Английский писатель Мартин Амис в своей книге «Страшный Коба: смех и двадцать миллионов жизней» пишет, что еще 22 июня 1941 года, сразу после полуночи, в то самое время, когда советские пограничники услышали грохот маневрирующих немецких танков, границу пересек поезд, везущий в Берлин (в соответствии с договором о взаимной торговле) сырье в подарок от Советского Союза. Только утром Сталин осознал, что Гитлер предал его и дал приказ к контрнаступлению.

ОБЯЗАТЕЛЬНАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ В СОВЕТСКУЮ И ГЕРМАНСКУЮ АРМИИ. БРАТОУБИЙСТВЕННАЯ ВОЙНА

Психолог Хейно Ноор вспоминает, насколько психологически и политически тяжкой была эта ситуация для молодых парней 1920–1922 годов рождения. В 1941 году в Хаапсалу на каждом телеграфном столбе висел приказ о том, что уклонение от мобилизации приравнивается к дезертирству и карается расстрелом на месте. Против собственной воли эстонские парни оказались сразу в нескольких ролях. Эльхонен Сакс, живший со своей семьей в Валга, вспоминает, что 18-летнего сына старшей сестры его матери советские органы безопасности поставили перед выбором: или вступить в истребительный батальон, или твоя семья не сможет эвакуироваться в СССР. Эльхонен никогда его больше не видел. Другого сына, 19-летнего, в порядке мобилизации забрали в Красную армию. Так, у эстонских евреев был еще более ограниченный выбор. В 1940–1941 годах советские власти депортировали или убили около 500 евреев из 4500, кроме них, еще 200 евреев было убито органами НКВД. Многие парни, мобилизованные из евреев, были намеренно оставлены на захваченной немцами эстонской территории для организации диверсионных актов. Сталинский режим знал, что он делает – для этих парней это означало верную смерть.

Один из членов созданного во время немецкой оккупации подпольного Эстонского национального комитета сопротивления, юрист и автор многих книг по преступлениям советской оккупации Энн Сарв считает, что выражение «вступить добровольно» – это попытка оккупационных властей скрыть свои преступные цели. Например, стать бойцом истребительного батальона вынужден был и его друг детства Георг Фельдт, закончивший в Таллинне немецкоязычное Ганзейское училище, где давали экономическое образование. Георг был родом из еврейской семьи с острова Гаити, после смерти родителей он был усыновлен семьей дяди, хозяином зеркальной фабрикой в Таллинне. По окончании школы молодой человек работал бухгалтером в Тарту, а в 1938 году прошел службу в эстонской армии и получил эстонское гражданство. После этого женился на эстонке, у них родился ребенок. В 1941 году, когда Германия и Советский Союз развязали войну, Георг знал, что как еврей он должен ходатайствовать о разрешении на эвакуацию семьи из СССР. Однако это разрешение давали ему при одном условии – если он вступит в истребительный батальон. После этого он посоветовался с Энном, и Энн высказал мнение, что, если нет другой возможности, он должен согласиться, но пытаться избегать убийств. Георг, бывший патриотом Эстонии, оказался в безвыходном положении. Своего друга Энн больше не видел.