Отвергнутые воспоминания

Паю Имби

Преступления, совершенные по приказу Сталина и Политбюро, проходили на виду нового, коммунистического правительства Эстонии, перед глазами тех левых идеалистов из эстонского гражданского общества, кого, по словам Жданова, выбрал народ в ходе т.н. свободных выборов. Трудно представить себе, что они могли предвидеть такой террор. После войны, когда вновь начались советские репрессии, застрелился премьер-министр Йоханнес Варес-Барбарус. НКВД заклеймил ярлыком буржуазного националиста и сослал в лагерь заместителя министра, профессора истории Тартуского университета Ханса Крууса. Так же поступили со всеми эстонцами – членами марионеточного правительства, вместо них были назначены новые руководители – воспитывавшиеся в России эстонцы и русские.

Аресты эстонцев, депортация и расстрелы объяснялись справедливой ненавистью и местью рабочего класса, их уничтожали как буржуазию, как угнетателей трудового народа.

Врагов народа преследовали везде. Историк Айги Рахи-Тамм просмотрела десятки тысяч карточек. «В области охоты на классового врага

Советский Союз имел долгий опыт. Органы советской госбезопасности нуждались в «компрометирующих документах» для очистки общества от «чуждых элементов». Еще в 1918 году в Петрограде при Историко-революционном архиве была создана специальная комиссия, занимавшаяся сбором компрометирующих материалов. В 1938 году этот архив был передан в ведомство Народного комиссариата внутренних дел СССР, именно это событие можно напрямую связать с размахом массовых репрессий. В 1939 году наркомом внутренних дел СССР и Центральным управлением по делам архивов была введена картотека антисоветских элементов, называемая картотекой политической окраски. Категорий лиц «с политической окраской» было 27. Картотека включала миллионы людей. 23 октября 1940 года отделения НКВД Эстонии, Латвии и Литвы тоже получили указание на составление картотек контрреволюционных элементов – чтобы выявить врагов советского порядка, следовало систематически пересмотреть все интересующие архивные документы. На каждое подозреваемое лицо составлялась специальная карточка, где писались имя, фамилия человека, год и место рождения, фиксировались место работы и должность, разные компрометирующие связи и ссылка на источник. На всех надлежащих людей составлялись списки в трех экземплярах, которые срочно следовало переправить в Центральное управление архивов, находящееся в ведомстве НКВД». Айги Рахи-Тамм потрясло то, как это ужасный материал начал влиять на ее работу: «Работая с таким материалом, это начинает давить на тебя. Ты видишь там не только политическую элиту, но и обычного человека и то, как много было накоплено на него материалов. Это пугает всех, кто видит эти материалы. Возникает вопрос, как эти люди попали в списки, и имеются ли сегодня такие списки на нас? Это вполне естественный вопрос, который задают все, кто сталкивается с этим материалом. В 1940–1941 году в Эстонии было составлено 38 000 карточек политокраски и на запросы органов госбезопасности было составлено 28 000 ответов. Относительно Эстонии, это огромные цифры, и архив был обязан отвечать на запросы органов в течение 24–48 часов. Это значило, что система должна была получать информацию очень быстро. Отмечали все дела, совершенные человеком во имя блага своего народа. Все это объявлялось преступлением против революционного движения СССР. Общественная работа и все другие формы деятельности (участие в Освободительной войне, партийная деятельность, работа в культурных советах национальных меньшинств, деятельность в Кайтселийте и т.п.), в которой граждане Эстонии принимали активное участие, вся эта деятельность фиксировалась и вводилась в карточку. Это было нужно для того, чтоб гарантировать в Эстонии советский порядок,. Что действовало лучше, если не насилие?»

Айги Рахи-Тамм продолжает: «Во время учебы в Тартуском университете я начала заниматься исследованием добровольных обществ Тартуского уезда и театрального движения, сыгравших большую роль в создании идентичности эстонцев и ставших основой для крепкого гражданского общества и взаимной солидарности. На языке современной модной терминологии, это можно назвать культурной мотивацией для создания своего общества. В период советской оккупации все это было запрещено. В свое время руководители обществ являлись носителями национального духа, это была народная элита. В 1990-х годах, когда Эстония вновь стала независимой, в университете мы начали вводить в компьютер имена репрессированных людей – депортированных, расстрелянных, арестованных, сосланных в тюремные и трудовые лагеря. Изучая эти документы, я вдруг почувствовала, что я знаю людей, имена которых ввожу в компьютер. Родословные стали казаться знакомыми, это были те активные жители деревень времен Эстонской Республики и члены их семей: мужья, жены, дети, бабушки, дедушки. Их имена оставались в списках советских органов безопасности вплоть до 1950-х годов, а то и дольше, в зависимости от того, кто вернулся в Эстонию живым. Первую половину года, что я работала с этими списками, у меня было чувство, что я больше не могу спать. Когда я прикрывала глаза, начинала видеть списки, всю эту трагедию: женщины, дети, старики…. Занимаясь этой работой, я думала о врачах – как они умеют создать барьер между собой и пациентом? Я придумала стратегию, как защитить и уберечь себя. Я прикрылась панцирем, иначе было бы невозможно делать такую работу, но иногда судьба человека пробивается через этот защитный слой. Порой встречались настолько горькие судьбы, что я бросала работу и просто рыдала. На самом деле, эту работу нельзя выполнять изо дня в день. Следует создать дистанцию и делать перерывы. Это ужасно, когда через судьбы людей ты видишь насилие, убийства, творческую и духовную элиминацию людей, уничтожение государства. Советская власть наказывала просто за то, что ты был кем-то, был носителем ценностей своего общества».^[97]

В 1946 году неожиданно был принят закон, по которому оставшиеся в живых депортированные дети могли возвратиться домой в Эстонию. Нередко это были дети, чьи родители, братья и сестры скончались

от голода, отцы были расстреляны в лагерях, и теперь после войны они могли вернуться к своим родственникам. Но в 1948 году, когда многие из них были уже совершеннолетними и успели создать в Эстонии семьи, начался новый виток арестов – и их снова стали задерживать и отправлять в тюрьмы, трудовые лагеря и в ссылку. В качестве причины называлось то, что они нарушали паспортный режим и документы не в порядке.

Марионеточное правительство Йоханнеса Вареса (21 июня – 25 августа 1940) вместе с коллегами после 21 июня 1940 года

УНИЧТОЖЕНИЕ ГОСУДАРСТВА

Следующие материалы составлены по документам, полученным из Эстонского целевого учреждения по исследованию преступлений против человечности.^[98]

Члены правительства уничтожаются

Конституция Эстонской Республики 1920 года была парламентарной. Так как в Эстонии действовало много партий, и составы коалиций быстро менялись, менялось часто и правительство. За 22 года в состав правительства, кроме 11 государственных старейшин, входило 105 человек.

К началу советской оккупации из 19 бывших министров двоих уже не было в живых, один покинул Эстонию и умер 20 июля 1940 года, скорее всего, естественной смерть. Шесть бывших министров летом 1940 года находились на службе за границей и после оккупации Эстонии так и не вернулись, семь министров покинули страну в 1939–1941 годах. В оккупированной Эстонии оставалось 73 члена правительства разных созывов. 21 июля покончил жизнь самоубийством Теодор Рыук. В 1940–1941 году органы советской госбезопасности арестовали 49 человек из остававшихся здесь членов правительства. Эрнст Константин Веберман покончил жизнь самоубийством в тюрьме, Хансу Ребане удалось бежать в августе 1941 года с советского корабля, везущего арестованных из Таллинна в Петербург и торпедированного финнами и немцами и затем выброшенного на мель на эстонском побережье. В 1944 году Ребане бежал из Эстонии. Из остальных пережили тюрьму двое, 45 арестованных умерли под пытками или были приговорены к расстрелу. Из бывших министров, остававшихся в Эстонии, избежали ареста трое.

Из 11 министров последнего правительства Эстонской Республики удалось избежать ареста только одному. Остальные десять были арестованы в течение первого оккупационного года. Министр просвещения Пауль Когерман был освобожден из лагеря в 1945 году, остальные умерли от пыток и голода. Министр обороны Николай Реэк, министр социального обеспечения Оскар Каск, министр транспорта Николай Вийтак и министр пропаганды Антс Ойдерма (о котором в предыдущих главах рассказывает Эрика Ниванка) были расстреляны.

Рийгикогу VI созыва (1938–1940) уничтожается

По Конституции 1938 года, эстонский парламент, или Рийгикогу, был двухпалатным народным представительством, состоявшим из Государственного представительного собрания в количестве 80 депутатов и Государственного совета в количестве 40 человек. 6 членов Государственного совета были членами ex officio: главнокомандующий вооруженными силами, главы Эстонской евангелической лютеранской церкви и Эстонской апостольской православной церкви, ректоры Тартуского университета и Таллиннского технического университета и президент Банка Эстонии. 24 члена Государственного совета представляли местные самоуправления и профсоюзы, Кайтселийт, национальные меньшинства и т.п. 10 членов Государственного совета назначал президент Республики.

В 1940–1941 гг. было арестовано 19 членов Государственного совета, никто из них не выжил. Восемь человек были расстреляны, 7 умерли в лагерях еще до вынесения судебного приговора и 4 – в заключении (в их числе и представитель Еврейского культурного самоуправления Хейнрих Гуткин, о котором рассказывалось в начале книги). Один из членов Государственного совета был арестован в 1944 году и умер в тюрьме. 12 депутатам Государственного совета удалось бежать за границу. О 8 депутатах нет точных сведений, может быть, они избежали тюрьмы.

Государственные чиновники уничтожаются

Комиссией по исследованию военных преступлений против человечности собрана информация о 133 высших государственных чиновниках. В их числе были канцлер юстиции и государственный контролер. Канцлер юстиции Антон Пальвадре был арестован в 1941 году, он умер от пыток и голода 16 января 1942 года, не дождавшись исполнения смертного приговора. Государственный контролер Карл-Йоханнес Соонпяэ умер в 1944 году.

17 государственных чиновников входили в состав первого разряда должностных окладов: государственный секретарь, секретари Государственного представительного собрания и Государственного совета, директор канцелярии президента Республики, председатель Комитета по торговле и заместители министров. Заместитель министра внутренних дел Аугуст Туулсе, бывший инспектор политической полиции, застрелил себя и жену Нелли 23 июня 1940 года. Восемь чиновников этого разряда были арестованы в 1940–1941 гг., 8 чиновникам в 1944 году удалось бежать за границу. Арестованные были расстреляны или умерли от пыток и голода.