Ожерелье королевы

Дюма-отец Александр

– И он видел меня? – совершенно забыв об осторожности, воскликнула королева.

– Если только не был слеп, – ответил принц.

В полном отчаянии королева стала дергать за сонетку.

– К чему это вы? – полюбопытствовал граф д'Артуа.

– Я хочу спросить и господина де Шарни, чтобы испить чашу до дна.

– Я не уверен, что господин де Шарни в Версале, – пролепетал Филипп.

– Почему?

– Мне говорили… Кажется, он плохо себя чувствует.

– Дело очень серьезное, и ему придется прийти, сударь.

Я тоже плохо себя чувствую, но тем не менее готова идти на край света, босиком, чтобы доказать…

Филипп, сердце которого разрывалось на части, направился к Андреа; она смотрела в окно, выходящее на цветник.

– Что там? – поинтересовалась королева, подойдя к ней.

– Нет, ничего. Говорят господин де Шарни болен, а я вижу его.

– Вы видите Шарни? – вскричал Филипп и подбежал к сестре.

– Да, это он.

Королева, забыв обо всем, с необыкновенной силой распахнула окно и громко позвала:

– Господин де Шарни!

Шарни поднял голову и, потрясенный, растерянный, направился во дворец.

15. Алиби

Г-н де Шарни вошел в комнату; он был несколько бледен, но держался прямо, и по его виду нельзя было сказать, что ему больно.

Увидев столь высокопоставленное общество, он еще более выпрямился, как положено солдату, и придал лицу почтительное выражение, как светский человек.

– Сестра, будьте благоразумны, – тихо обратился к королеве граф д'Артуа. – Мне кажется, вы расспрашиваете слишком многих.

– Брат, я готова расспрашивать всех подряд, пока не встречу человека, который скажет мне, что вы ошиблись.

В это время Шарни увидел Филиппа и приветствовал его вежливым поклоном.

– Вы – враг себе, – шепнул Филипп своему противнику. – Выйти раненым! Поистине, вы ищете смерти.

– От царапины о ветку в Булонском лесу не умирают, – парировал Шарни, счастливый тем, что может ответить врагу уколом, который куда болезненней, чем рана, нанесенная шпагой.

Подошла королева и положила конец этой беседе, смахивающей куда более на обмен репликами a parte [101] , чем на диалог.

101

В сторону (итал).

– Господин де Шарни, – обратилась она к нему, – эти господа говорят, что вы были на балу в Опере.

– Да, ваше величество, – с поклоном подтвердил Шарни.

– Ответьте, что вы там видели?

– Ваше величество спрашивает, что я там видел или кого я там видел?

– Именно, кого вы там видели, и, пожалуйста, господин де Шарни, без умолчаний и любезных недомолвок.

– Я должен говорить все, ваше величество?

Щеки королевы вновь покрыла бледность, уже в который раз с утра сменявшая лихорадочный румянец.

– Начнем

в соответствии с иерархией с тех, кого я более всего почитаю, – сказал Шарни.

– Короче, меня вы видели?

– Да, ваше величество, когда, по несчастью, у вас упала маска.

Королева нервически скомкала кружева своего шейного платка.

– Сударь, – произнесла она голосом, по которому внимательный наблюдатель почувствовал бы, что она вот-вот готова разрыдаться, – взгляните на меня хорошенько. Вы уверены?

– Черты вашего величества запечатлены в сердцах ваших подданных. Достаточно однажды увидеть ваше величество, чтобы запомнить навсегда.

Филипп повернулся к Андреа, и она ответила ему долгим взглядом. Две муки, две ревности объединились в скорбном союзе.

– Сударь, – сказала королева, подойдя к Шарни, – заверяю вас, я не была на балу в Опере.

– Ваше величество! – воскликнул молодой человек, склоняясь в низком поклоне. – Разве вы не вольны ходить туда, куда вам вздумается? Да если бы ваше величество вступили в преисподнюю, преисподняя очистилась бы.

– Я не прошу вас оправдывать мои поступки, – заметила королева. – Я вас единственно прошу поверить, что меня там не было.

– Я буду верить всему, во что прикажет верить мне ваше величество, – ответил Шарни, до глубины души взволнованный такой настойчивостью, таким страстным смирением этой безмерно гордой женщины.

– Сестра! Сестра! Это уже чересчур, – шепнул на ухо Марии Антуанетте граф д'Артуа.

Эта сцена парализовала всех присутствующих: одних – из-за страданий, которые причиняет любовь или уязвленное самолюбие, других – от сочувствия, какое внушает изобличенная женщина, отчаянно борющаяся с неопровержимыми уликами.

– Они верят в это! Верят! – вскричала королева, обезумевшая от гнева, и вдруг в полном молчании рухнула в кресло, украдкой смахивая кончиком пальца с века слезу, свидетельство уязвленной гордости. Неожиданно она резко поднялась.

– Простите меня, сестра, – ласково обратился к ней граф д'Артуа. – Вас окружают преданные друзья, и тайну, которая так безмерно пугает вас, знаем мы одни. Она сокрыта в наших сердцах, и вырвать ее оттуда можно будет только вместе с жизнью.

– Тайна! – закричала королева. – Я не хочу тайны!

– Сестра!

– Никаких тайн. Мне нужно доказательство.

– Ваше величество, – сообщила Андреа, – к вам идут.

– Ваше величество, это король, – сдавленным голосом произнес Филипп.

– Его величество король! – провозгласил в передней придверник.

– Король! Тем лучше. Король – мой единственный друг, он не сочтет меня виновной, даже если ему покажется, будто он видел, что я совершила оплошность. Король здесь желанный гость.

Вошел Людовик XVI. Взгляд его был полным контрастом тому смятению и возбуждению, что было написано на лицах всех, окружавших королеву.