Падение владык
Шрифт:
Юлиана не заявляет про разбитое сердце. Может, потому, что его у нее нет?
При появлении гостя она даже не сразу повернула голову. А потом мило улыбнулась. И лишь тогда приподняла голову с плахи, оперлась локтем.
Кто приволок сюда этот змеев кусок дерева? Да еще и устлал… чем? Юлиана что, алую гардину с окна сорвала?
Именно.
— Не хотелось бы опозориться.
— И зачем?
— Я вообще-то просила плаху больше — для четвертования. И колесо. Но гвардейцы отказались тащить. Наверное, решили, что ты не любишь
Натерла плахой шею и предпочла подстелить что помягче?
Теперь ему называть ее Юли? А может, еще и Юльхен?
— Белое, красное, золотое? Яда у меня нет — кончился, так что пей спокойно.
— Спасибо, золотое. — Только пить он не будет. Не из ее рук. — Итак, Юли. Ты была в сговоре с Октавианом. Ты устраивала встречи Константина и Марии. И собиралась руками Романа свергнуть отца, а потом убить и его — уже руками Октавиана. А потом — вернуть на трон Константина?
Она отпила легко. Залпом. И осторожно поставила бокал на столик красного дерева.
Юлиана никогда не била бокалы.
— Они слишком красивые, — объясняла она. — И не могут себя защитить.
— Всё почти то же самое ты сделал сам. Кроме возвращения Константина… к сожалению.
— Он не удержал бы трон, Юли. Кроме всего прочего.
— И что? Мне было всё равно, кто захватит это неудобное кресло после Бориса. Константин, сам Октавиан или Виктор Аравинтский.
— Надеюсь, с ним ты не пересылалась?
— Пересылалась, — ухмыльнулась Юлиана. — Пока окончательно не убедилась, что Барс его не поддержит.
— Но Аравинт уже отлучили от церкви. За то, что этот сопляк плел интриги за спиной у собственной родни.
— Аравинт уже отлучили. За то, что Виктор плел. За спиной у Георга Тихого и Прекрасной Кармэн Ларнуа. Если бы плел успешно — все заявили бы, что он — невероятно умен и дальновиден. Но — горе побежденным. Да, кстати, этот «сопляк» — ровесник Романа.
Роман тоже был сопляком. Пусть и излишне задержавшимся среди живых.
А дядя Иоанн на старости лет до сердечного удара перепугался воскрешения Зордесов. После чего отец окончательно и решил ускорить его кончину.
— Что ты ему предлагала?
— Стандартный набор. Трон и себя в любовницы. Даже выслала медальон.
— С твоим прекрасным ликом?
— А еще с моим прекрасным телом. Кисти великого… неважно. Не хочу его казни — за лицезрение принцессы почти в чём ее родила мать. Да, еще к медальону приложена прядь моих волос. Тоже прекрасных. Но это уже так — дополнение. Ради волос войну не начинают даже куаферы.
Евгений даже не удивился. У Юлианы было портрета три в весьма пикантных нарядах. Художники порой смущались, она — нет.
Жаль, что и замышляя заговор — тоже.
— А Скорпион?
— Слишком мерзок.
Хоть в чём-то они
— Что ты пообещала Роману, Юли?
— То же, что ему потом догадался пообещать Борис Предатель. Опять же — меня.
— Юли, я хорошо знаю брата. Он никогда не платит за уже отведанное вино. Хоть красное, хоть золотое, хоть с заморскими пряностями.
— Всё верно. Вино он должен был получить потом. В обмен на голову отца.
— А если бы потом не ты убила его, а он тебя?
— Значит, такова моя горькая судьба.
— Ты ведь никогда не скажешь правды, устраиваю ли тебя на престоле я?
— Устраиваешь, — холодно усмехнулась она. — Вне зависимости от моей дальнейшей судьбы. Устраиваешь — при отсутствии других возможных вариантов. Кто угодно лучше, чем это чудовище.
— Чудовище тебя вроде как устраивало полностью. И как будущий император, и как любовник. Не боялась не пережить первой же ночи?
— А, ты об этом чудовище. Нет, я имела в виду другое. Не убитое тобой — к сожалению, а только свергнутое.
— Он, возможно, твой отец.
Только самого Бориса такая малость бы не остановила.
— Невозможно. Он — только твой, радуйся. И Романа с Марией. Но не мой. Моя мать сказала ему это сама. Прежде чем он ее убил. Ты не знал? Она хотела его отравить, он влил этот яд в нее саму. Медленно — быстро не получилось. Она, видишь ли, хотела жить. Мне было четыре с половиной, я пряталась в шкафу.
После смерти матери Юли перестала говорить. Отказывалась есть и пить. Если бы Евгений позволил ей умереть тогда — сейчас не было бы этого разговора. Но Роман бы зарвался всё равно — рано или поздно. Потому что готов был на подлости не только ради ярких прелестей Юлианы. И кого бы то ни было еще.
Как и Виктор Вальданэ, но как раз на стороне того — все права. От крови до мести. Всё — кроме силы и армии.
— Не могу сказать, что не понимаю тебя. Только умирать ради твоей успешной мести в мои планы не входит. Этот яд отравил тебя саму, Юли. И ты сама взяла его на вооружение. Как давно ты врала мне? Это ведь ты подослала ко мне Софию?
— Надеюсь, эту дурочку ты еще не убил? Она ведь правда просто хочет любить своего красавчика.
— Нет. С ней я разведусь. Пусть воссоединится со своей бессмертной любовью. Так будет справедливо, не находишь?
Юлиана расхохоталась:
— Умно. Если гвардеец достаточно хорош, чтобы тащить его в постель — значит, сгодится и в мужья. Вот только как быть с ее горластой родней? Патрикианку древнего рода, бывшую принцессу — за нетитулованного дворянина?
— Ничего, нетитулованный дворянин быстро станет графом. А вот что мне теперь делать с тобой, Юли? Ты ведь не собиралась оставлять меня в живых, правда?
Наливает новый бокал. Смешивает золотое, алое, белое. Отпивает маленький глоток, морщится. Потом вновь глотает залпом.