Падение владык
Шрифт:
Не доверит. Но видеться не запретит. Хоть каждый день.
Интересно, верить Юли вновь он станет раньше, чем один из них умрет?
И нужна ли хоть одному из них эта вера? Если всё изначально было ложью.
— Тогда договорились, — усмехнулся узурпатор и братоубийца. — Я разведусь с Софией и женюсь на тебе…
А София наконец-то воссоединится со своей любовью. Кажется, сегодня — день счастливых сердец.
— … Но не короную тебя, как равную. Ты не сможешь стать Регентом. Если я умру — ты потеряешь всё. Так что травить
— Только потому, что я — женщина. Готовые присягнуть Роману нашлись бы.
— Возможно. Даже не сомневаюсь, что они уже были. И сейчас есть и злятся. К счастью, я женюсь не на Романе. И думаю, не стоит упоминать, что Октавиан не проронил ни слова в твою защиту?
Проронил не Октавиан. Вместо него — тот, кого все прочие воспринимали лишь как марионетку. И временный вариант. Или того, за кого можно править. Потому что он «полностью верит». В Мидантии.
— Я от него иного и не ждала, — горько скривились ее губы.
— Да, так бывает, когда берешь в союзники всех подряд. И предаешь каждого первого. Попробуешь меня отравить — выпьешь яд сама. Как и просишь сейчас. Не будем нарушать традиции. Мои условия тебя устраивают, или предпочтешь яд сразу?
Не предпочтет. Юли всегда предпочитала не проигрывать.
— Ты вообразил себя Октавианом? — усмехнулась она.
Нет. Ему не настолько повезло.
И шансов, что повезет хоть к годам Октавиана, — нет. Тот — не принц. И уж точно не император-узурпатор.
— Мне нет нужды кем-то себя воображать. Ты сама успела сказать: я — император Мидантии. Этого достаточно.
— Зачем тебе я? Я живая — опаснее мертвой, и ты это знаешь… Эжен.
— Я уже обещал тебя не убивать. И я не могу превратить в шлюху дочь моего дяди — даже в шлюху императора. Как бы ни изменилась ты, твой отец — родной — в этом не виноват. И отпустить тебя я не могу. Если ты ввяжешься в новый заговор, а ты ввяжешься, — мне придется тебя убить. А я предпочел бы этого не делать.
— Потому что я — красива? — скривились ее губы.
— Хотя бы. И мне уже интересно, стоишь ли ты цены, что едва не заплатил Роман. И Виктор Вальданэ.
— Значит, фаворитка и рабыня для утех, но на троне и в пурпуре?
— Именно так. Ты же хотела трон, пурпура и до кучи кузена — пусть и не того. Считай, что высшие (или низшие) силы тебя случайно услышали. Я решил принять твое щедрое предложение.
— Включая комнату Романа? — усмехнулась она.
— А Виктору ты ее тоже предлагала? Приложила к своему очаровательному портрету еще и милый перечень игрушек Романа? Вот уж не слышал о юном Вальданэ такого. Боюсь тебя разочаровать, но для таких изысков я всё же слишком консервативен.
— Надеюсь, это ты будешь разочарован.
— Поверь мне — нет. Потому что и не очаровывался. Дело за тобой.
Молчала она не дольше мига. И не меньше. После чего покорно склонила колено — и склонилась сама.
—
— Сегодня. Не вижу смысла тянуть. А то что-то в Мидантии многие не доживают до свадеб. И даже до принцесс-любовниц.
— Тогда, пожалуй, прекращаю пить. А то еще разочаруешься… — Юлиана криво оскалилась, — даже больше, чем я планирую.
Глава 7
Глава седьмая.
Мидантия, Гелиополис.
1
Странное ощущение, что к тебе никто не может войти без стука. И тем более — потребовать, чтобы куда-то немедленно мчался ты сам.
В одиночестве кабинета уютно думать. И вспоминать…
Что такое мачеха, Евгений знал еще из уроков истории. Шанс протолкнуть на трон собственного отпрыска вместо чужого — искушение не только для прожженной злодейки. И уж точно для любой мидантийки. Свой ведь еще и лучше, достойнее, разве нет? А у чужого всегда куча недостатков.
И всё же нежную, тихую Анну Евгений возненавидеть не смог. А если честно, то и не пытался. Во-первых, уже знал ее, как добрую тетушку — жену младшего дяди. А во-вторых — не за что было ненавидеть. Да и никаких других наследников она отцу не родила. Кроме явно не подходящей по срокам Юлианы.
Никаких детей — за четыре с лишним года.
И желала бы травануть кого из пасынков — времени нашлось бы до и больше. Но опять же — кого пропихивать вместо них?
Да и чужих отпрысков аж трое. Многовато травить.
В тот день отец — правая рука императора Иоанна! — творил суд в Церемониальной Зале. Почти десятилетнего наследника он взял с собой. Хотел устрашить? Напомнить, кто он сам? А заодно и где они живут? В какой семье? Или просто в очередной раз решил «закалить»?
Увы, время, когда хотелось брать с отца пример, Евгений тогда уже перерос. Других примеров не было вовсе, они с Константином занимали из книг. Не начни один из них читать другие книги — кончили бы оба одинаково.
Насколько недопустима внешняя слабость, Евгений тогда уже знал. Просто полагал, что допустима с близкими. С настоящими близкими. И еще не успел понять, что их у него нет. Даже всегда прятавшейся за старшего брата Марии. Или упрямого рыжика Юли.
Ожиданиям отца соответствовать уже было невозможно. Радовало лишь одно: Евгений — хоть не наследник трона. Вот Константин — тому совсем не повезло, бедняге.
Ощущение давящей громады зала помнится до сих пор. Он не стал приятнее и взрослыми глазами.
Та бывшая придворная дама, Мария Родос, была богата и далеко не юна — за сорок. И жена когда-то уважаемого сановника. Тоже бывшего.
Но обвиняли ее в воровстве. В Мидантии это приравнивается почти к убийству. Карается отсечением обеих рук, что для простолюдинов — та же смерть, только медленная. Мало чья родня станет кормить бесполезного калеку.