Паломничество с оруженосцем
Шрифт:
Борисыч распахнул настежь будку, залез внутрь и начал там что-то двигать, переставлять - от его страхов не осталось и следа, это снова был воротила малого бизнеса. Потом выставил ящик и на нем придавил камнем кусок неровно оторванного картона с ценами.
К нему подошел сначала один мужик, затем еще несколько. Расспросив, в чем дело, каждый подался в свою сторону.
– Давай залазь – сейчас масть попрет, – крикнул Борисыч Андрею. И действительно, не прошло и четверти часа, как стали стекаться люди с сумками и мешками.
Сразу около задней двери образовалась толпа. Однако Борисыч не спешил открывать прием стеклотары. Он снова
– Ну, давайте, что там у вас – только не все сразу! – прикрикнул Борисыч на протянутые ему бутылки. – Вот сюда ставим, а я буду смотреть, что возьму, а что нет. Берем только "чебурашку", "четушку", "водочную" и "ноль тридцать три", – объявил он громко для всех. – Вот прейскурант цен перед вами.
– А что так дешево? – выкрикнул кто-то из очереди.
– Дешево! – изумился Борисыч такой наглости. – Иди сдай дороже! Если найдешь, я у тебя по той же цене возьму. – И коммерция закипела.
В толпе Андрей заметил двух человек духовного звания: один бородатый, в черной камилавке и рясе, другой совсем мальчик, в подряснике, с непокрытой головой, белокурый, похожий на девушку. Они о чем-то беседовали между собой, поставив сумки на землю.
– У вас тут что, монастырь? – спросил Андрей у облокотившегося о порог будки мужика. Тот поднял руку и почесал под кепкой.
– Хотят исделать, а пока четыре брошенных дома отремонтировали и живут в их, – сказал он, приподнимая украдкой из-под полы свою сумочку. – Прими, а? У меня всего-то семь штучек.
– Не могу, видишь, начальник строгий, – сказал Андрей. – А ты в очередь встань.
– Да не хочется из-за такой ерунды стоять, – улыбнулся конфузливо на свое нахальство мужичок. – Может, все-таки примешь?
– Правда, не могу. И что, они прямо в деревне живут?
– Ну живут. Архимандрит только ихний рядом с церквой, а так они все тута.
– Ну, давай приму, – сказал Андрей, сжалившись над мужиком. Пока он отсчитывал ему деньги, в очереди произошло какое-то движение, Андрей видел краем глаза, как высокая фигура подошла со стороны клуба. Только когда раздался громоподобный пьяный рык, он поднял голову:
– Что, иосифляне, послед греха пришли обменять на тридцать серебряников! – Голос принадлежал жилистому, бородатому детине, с опухшим от пьянства лицом; с воспаленными, заплывшими глазками; в какой-то рыжей от кирпичной пыли рясе, обрезанной до бедер; в рваных спортивных штанах с лампасами - детина был босиком. В черных, спутанных волосах его было много седых прядей и соломы. Несмотря на неприглядный вид и легкое покачивание, в осанке то и дело сквозила нарочитая величавость, которая тут же сменялась шутовским вихлянием. Обращался он к двум монахам, те при его появлении сразу отошли в сторону.
– Смотри: из-под минералки! – показал, раскрыв сумку, молодой рясофорный монашек. – Отец настоятель лечится.
– Что, святая вода уже не помогает? А все потому что о похотях тела заботится больше, чем о спасении души, – продолжал обличать пьяный пророк. – Иноки, вашу мать! Постники, плотоубийцы! Что прячетесь? Стыдно вам, онанисты?..
– Бессовестный, ну, что ты к ним пристал – иди проспись лучше, – вступилась за монахов какая-то женщина. Однако в толпе послышался и смех:
– Правильно их, так – давай, Илюха!
Тот не обратил внимания ни на выпад против него,
– Лучше бы с женами жили, чем по баням подглядывать. Лицемеры! Или бога думаете обмануть? Дурак он, по-вашему, поверит иконкам да постным рожам? «Малакией согрешахом!» – пропел он в нос бархатистым басом на манер церковного пения. – Тьфу! Поганцы! Игруны бородатые!
– Кто это? – спросил Андрей у мужика.
– Тоже ихний, расстриженный. Они его прогнали, а он не уходит, тут в клубе живет и ругает их почем зря! Третьеводни двух монашков у бани застукали, подглядывали за женщинами, – вот он и чихвостит теперь, – разговорился повеселевший мужичок.
– И что ж, они на него управу не найдут? – сказал Андрей, ловя недовольный взгляд Борисыча.
– Так они ж сами его и прикармливают тут! – воскликнул мужичонка.
– Как так?
– А вот так!.. – качнул тот назидательно головой очень довольный, что чем-то смог поразить заезжего. – Он же им всякие предсказания делает. Пойдет напророчит – и все сбудется. Говорят, сам архиерей велит его тут держать, и чтоб обо всем ему докладали. Всё они ждут чего-то… Он же и дефолк предсказал, только они его не послушали и много денег потеряли. А которые послушали да долларов накупили, те инвестицию исделали…
– Ну что ты к ним привязался, – опять вступилась за монахов женщина. – Живут себе люди и живут: не пьют, не воруют, никому не мешают. Ты вон сам тверезым когда был?
– Я пью, жено, потому что мне видение было, до которого я три года капли в рот не брал. – Расстрига расставил широко ноги. Очередь начала огибать его полукругом. Сдавшие бутылки не отходили, а терлись тут же.
– Жил я в то время у нашего архиерея, вроде как в услужении. Понравился ему голос мой, как я в хоре соборном пою, а может и еще что… – Он сделал неприличный жест, сунув руку под рясу, в очереди раздался смех. – Да только недолго я там задержался. Захожу раз в покой к владыке – он мне разрешил без стука входить: то в подштанниках предстанет, а то и вовсе при мне рателешится – я этому значения не придавал. И вот, братие, захожу я к нему в спаленку без задней мысли – без задней!.. – повторил он и приподнял сзади рясу, чем вызвал уже настоящий гогот. – А там, хотите верьте, хотите нет, их высокопреосвященство стоит раком, с тылу здоровенный иеромонах пристроился, вот такая рожа, и, знай, понужает святителя, тот же глазки завел да постанывает – на обоих только кресты нательные. Не сдержался я, братие: плюнул преосвященному прямо в харю. И так нехорошо, знаете, плюнул: набрал соплю в рот да в самый глаз харкнул. Через час где-то является ко мне делегация, секретарь с первосвященниками, и говорят: это, мол, было дьявольское наваждение – сон на яву, – так как тебя Сатана охватывает. А раз ты одержим Нечистым, направляет тебя владыка в этот говенный монастырь отбывать епитимью. – Он показал на церковь и плюнул.
– Не лги! – вдруг крикнул сурово старший из монахов, выглядывая из-за стоявших перед ним людей. – Что клевещешь на праведника!
– Ох, какое ты страшное, брат, слово молвил: не лги! Прямо пророк Исаия. А может, ты сам у того праведника причащался? – осклабился Илья.
– Ты зачем пришел? Все эти пакости рассказывать? Тут вон дети стоят – зачем малых соблазняешь? – выступил вперед инок, указав на стоявших в очереди детей. Последний довод, видимо, подействовал на расстригу: он моргнул растерянно и потом, словно вспомнив что-то, улыбнулся.