Паломничество с оруженосцем

Юргелов Тимофей

– Ты давно сам из больницы? Что забыл уже, что это такое? Тем более деревенская больница.

– Ну тогда к ихнему начальству надо ехать, есть же у них хоть какое-нибудь начальство!

Похлебав супу с размоченным хлебом на придвинутом к кровати столе, старуха снова расплакалась. Когда она успокоилась, Борисыч спросил у нее:

– Далеко от вас до райцентра? Вы к какому району относитесь? Начальство-то у вас есть?

– Кто ж его знает? Раньше колхоз был, и председатель был. Я, деточки, сорок лет в колхозе

отпахала: по четырнадцать часов робили. Там и ноженьки свои оставила. Тогда председатель был, все его знали, а сейчас един бог – начальник…

Старуха рассказала, что когда-то их деревня относилась к Молчановскому району: им привозили раз в неделю продукты, дрова, уголь, "пензию". Но потом их отдали в Краснополянский район, и там сказали: переселяйтесь, возить больше не будем. Правда, хлеб все-таки возили, но месяц назад почему-то перестали. И речку, где они воду брали, маслозавод отравил. От плохой воды они и вымирают, а до райцентра километров тридцать.

– А дети у тебя есть? – спросил Саня, увидев на стене фотографию, в рамке, молодой еще старухи с мужем - и маленькие, детей, вставленные поверх большой.

– Сынок и дочка в городе.

– Чего же они тебя к себе не возьмут?

– Кому старая нужна? Да я и сама не хочу… – Старуха опять поднесла ладонь к глазам и заплакала.

Борисыч встал со скамейки, единственного, на чем можно было сидеть в доме, и сказал:

– Ты, мать, сейчас ложись, отдохни. Мы вот тебе хлеб, воду и продукты оставим, а сами съездим в Красную Поляну к вашему начальству, что-нибудь придумаем. Хорошо?

Старуха подняла на него свои страшные глаза.

– Ты чего, мать? Мы же вернемся через пару часов. Обязательно вернемся и тебя в дом престарелых отвезем. Там за тобой ухаживать будут, кормить, лечить… Хорошо?

Но, кажется, старуха не поверила ему: вид у нее был испуганный и потерянный.

– Мы быстро… – сказал Борисыч, и они поспешно вышли, чтобы не видеть вывернутых наизнанку глаз.

Через час езды по заросшему проселку они наткнулись на огороды большого села. На въезде остановились, чтобы спросить дорогу.

У встретившейся женщины узнали, где районная администрация. Она показала на серую, трехэтажную коробку вдали.

Подъехали они со двора. Борисыч оставил машину здесь же, за кустами: чтоб глаза не мозолила.

Пешком они обогнули здание и вышли на чахлую тополиную аллею. В центре ее стоял свежеокрашенный серебрянкой ленин. Фасад администрации тоже был, видимо, недавно отремонтирован. По широким ступеням друзья поднялись к дубовым дверям, прошли внутрь – и тут были остановлены охранником.

Прямо у входа за столом сидел мозгляк в камуфляже.

– Вы к кому? – спросил он, постукивая зажигалкой по столу и не сводя глаз с места, по которому стучал.

– Мы в бухгалтерию, – сказал Андрей, открывая удостоверение участника боевых действий.

Тот

откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул.

– Вам, что ли, назначено? – посмотрел он испытующе на Андрея.

– Если бы не было назначено, зачем бы мы пришли? Свои, командир, пропускай!

Постовой взглянул нехотя на телефон и снова склонился над столом:

– Ладно, проходите.

– Главное соблюсти формальность: показать какие-нибудь корочки, чтобы у часового сработал условный рефлекс. Тогда он сам не заметит, что пропустил не того, кого надо, – может, потом заметит, но будет уже поздно, – рассуждал Андрей, поднимаясь по лестнице. – А если начнешь объяснять, просить, пиши пропало.

– А почему – в бухгалтерию? – спросил Борисыч.

– Ну-у, эта важнейшая служба везде есть, – сказал Андрей, оглядываясь по сторонам на площадке второго этажа. – Насколько подсказывает мне опыт, это должно быть где-то тут.

Второй этаж в отличие от первого был обшит дубовыми панелями, оклеен обоями, над головой – подвесные потолки, под ногами ковровая дорожка. По ней мимо каких-то занятых людей в кабинетах, с компьютерами и вентиляторами, они дошли до самой большой, кожаной двери с табличкой "Приемная".

– Ага, нам сюда, – сказал Андрей и взялся за массивную ручку.

В просторной приемной за одним из двух столов сидела остроносая, завитая девушка. Ее строгие глаза были устремлены на монитор.

– Ну сто есё? – произнесла она ледяным тоном и снова уткнулась в компьютер. – Антон Палыц не принимает.

– Ты посмотри! – указал Андрей на другую дверь, там была надпись "Антон Павлович Чехов". – Этот должен помочь.

Борисыч оперся о стол и вполголоса произнес:

– Это – знаменитый американец, путешествует по нашей стране.

– Ну и сто, – сказала презрительно девушка, но вдруг ахнула и расцвела: – Да вы сто! Здрасте… – сделала она что-то вроде обратного книксена: приподнялась в приветствие и снова села: – Он по-русски понимает?

– Нет, я переводчик… – Секретарша уже жала на кнопку селектора, не спуская с Андрея глаз. Тот смотрел и ждал, чем кончится комедия. Борисыч продолжал:

– Кстати, известный режиссер: хочет снять кино про Антона Павловича. Он случайно не родственник тому Чехову?..

В динамике раздалось похожее на кашель "да?".

– Антон Палыц, к вам американский резиссер просится, – радостно объявила девушка, однако в ответ услышала рычание:

– Ну, на хуй!.. – И селектор отключился.

Секретарша пожала плечами.

– Подержи ее тут! – сказал Андрей, распахнул дверь с табличкой, за ней оказалась еще одна – он толкнул ее и прикрыл за собой первую.

– Нельзя… – вспорхнула было секретарша, но Борисыч удержал ее за плечо:

– Тихо-тихо, они там договорятся. Вас как зовут, если не секрет?..

– Натаса.