Память льда
Шрифт:
Пламя мести преобразилось в его душе: в конечном счете он сам станет искуплением — искуплением для душ тех, кто пал в этом городе.
«Искупление. — Для всех, кроме него самого. Ибо несокрушимый щит мог рассчитывать лишь на своего бога. — Фэнер, где ты? Что происходит? Я преклоняю колена, ожидая твоего прикосновения, но тебя нигде нет. Твой мир… пуст. Ну и куда же мне тогда идти? Может, ты не хочешь показываться, поскольку мои сражения еще продолжаются? А когда они закончатся, что ждет меня? Кто примет меня в свои объятия?»
Итковиан
«Серые мечи» и два десятка сопровождавших их баргастов уже почти добрались до Невольничьей крепости. Отдаленные звуки битвы, которые они слышали на всем пути сюда, стихли. Паннионцев вытеснили с площади Джеларкана и из города. Баргасты едва ли станут преследовать их на равнине. Кланы кочевников отправились в Капастан, дабы защитить священные останки своих богов, и теперь, когда угроза реликвиям миновала, им не терпится поскорее вернуться в родные места.
Если септарх Кульпат жив, он, скорее всего, попытается собрать остатки потрепанной паннионской армии. Что дальше? Ну, возможностей у него две: либо контратака, либо отступление на запад. И в том, и в другом случае он рискует. Чтобы отбить Капастан, септарху не хватит сил. К тому же его армия лишилась всех запасов продовольствия, а пути снабжения перерезаны. Кульпату не позавидуешь. Капастан — заурядный город на восточном побережье Генабакиса — стал для полководца сущим проклятием. И это ведь еще только начало войны, объявленной Паннионскому Домину.
До места гибели Брухалиана было рукой подать. Тела убитых исчезли. Итковиан не сомневался, что их прихватили с собой отступавшие паннионцы. Не для погребения, разумеется, а для очередного «королевского пиршества».
«Для Брухалиана это уже не имеет значения. Сам Худ явился за его душой. Интересно, было ли это знаком уважения или всего лишь насмешкой со стороны бога, решившего позлорадствовать?»
Несокрушимый щит еще раз обвел глазами побуревшую от крови брусчатку мостовой, а затем повернулся к воротам Невольничьей крепости… Магическое защитное сияние померкло. В тени арки ворот мелькнуло несколько силуэтов.
Баргасты теснились по краям площади, однако незримую границу не переступали.
За спиной Итковиана все так же молча стояли «Серые мечи». Он подозвал к себе капитана и Вельбару. И объявил:
— Мы пойдем туда втроем.
Женщины кивнули.
Тысячи глаз следили за ними, когда они шли к воротам. Баргасты возбужденно переговаривались, а потом принялись звенеть мечами, ритмично ударяя лезвием по лезвию.
Справа на площадь вышел еще один отряд. Одеяние воинов было Итковиану незнакомо, а их лица и руки покрывали странные татуировки, придававшие солдатам сходство с тиграми. А вел их… Несокрушимый щит
«Ворчун! — Это имя, будто боевой молот, ударило его в грудь. Мысли потекли с пугающей ясностью. — Смертный меч Трейка, Тигра Лета. Первый Герой Взошел. Получается, что нас… заменили другими».
Скрепя сердце, Итковиан двинулся дальше и остановился посередине площади.
Рядом с Ворчуном шел человек в форме, которую несокрушимый щит никогда прежде не видел. Ухватив даруджийца за полосатую ручищу, он что-то крикнул остальным. Те остановились. Ворчун и незнакомец направились прямо к Итковиану.
Со стороны ворот донеслись шум и крики. Из-под арки выходили члены Совета масок. Один из жрецов упирался руками и ногами, не желая идти. Его тащили силой. Процессию возглавлял Рат’Трейк. Следом шел Керулий, тот самый даруджистанский торговец.
Ворчун с незнакомым офицером подошли к Итковиану. Из-под забрала шлема на несокрушимого щита глядели тигриные глаза.
— Итковиан из «Серых мечей», — пророкотал он. — Все кончено…
— Пока еще нет, — перебил его иноземный офицер. — Но я приветствую тебя, несокрушимый щит. Позволь представиться: капитан Паран, сжигатели мостов, войско Дуджека Однорукого.
— Вообще-то, он не просто капитан, — пробормотал Ворчун. — Паран нам тут такое рассказал…
— Мне тяжело дались эти слова, и произнес их я не по своей воле… Несокрушимый щит, знайте: Фэнер был вынужден покинуть свои владения. Нынче он пребывает далеко отсюда. У вас и ваших солдат больше нет бога.
«Скоро об этом будут кричать на каждом углу».
— Нам это известно, господин капитан.
— Ворчун утверждает, что вы уже сыграли свою роль. По его словам, «Серые мечи» должны освободить место, ибо теперь в силу вошел новый бог войны. Но это не означает вашего полного ухода с арены. Вам подготовлен иной путь…
Взгляд Парана скользнул в сторону.
— Добро пожаловать, Хумбрал Таур. Твои дети, наверное, уже заждались тебя в Невольничьей крепости.
Итковиан обернулся. В десяти шагах от него стоял здоровенный вождь баргастов.
«Откуда, интересно, они взяли столько монет на свои кольчуги?» — вдруг подумалось несокрушимому щиту.
— Ничего, подождут, — пробасил Хумбрал Таур. — Я должен это увидеть.
— Упрямый как бык, — тихо заметил Паран, обращаясь к Ворчуну.
— По нему видно.
Малазанец намеревался сказать Итковиану еще что-то, однако тот махнул рукой:
— Не сейчас.
Упирающимся жрецом, которого волокли насильно, был, конечно же, Рат’Фэнер. Его маска сбилась набок, и оттуда торчали клочья седых волос.
— Несокрушимый щит! — вскричал жрец, увидев Итковиана. — Во имя Фэнера…
— О да, во имя Фэнера, — перебил его Итковиан. — Настало время свершить правосудие! Я взываю к законам Тайного ордена. Капитан Норула, ко мне!
— Слушаюсь, — ответила седовласая женщина, подходя к своему командиру.