Память льда

Эриксон Стивен

— Будем надеяться, им повезет, — вздохнул Быстрый Бен.

— Ты ведь намереваешься отправить туда не только «морантские гостинцы»?

— Конечно нет. Сейчас положение в Семиградье — хуже некуда. Я сделал все, что смог. А вот будет ли от этого толк… со временем увидим.

— Я восхищаюсь тобой, Быстрый Бен, — признался капитан.

— Не преувеличивай. И вот что, давай пока лучше будем об этом помалкивать. За Колотуна я спокоен: тот умеет держать пасть закрытой. Да и Скворец не из болтливых…

— Друзья мои! Какая замечательная ночь!

—

Крупп? — удивился чародей. — Ты что, подслушивал?

— Зачем произносить такое грубое слово? Крупп заслуживает снисхождения. По счастливой случайности он оказался свидетелем вашего разговора, ибо смиренно брел неподалеку, полностью погруженный в свои мысли. Однако что-то вывело Круппа в пределы слышимости, и теперь он все с тем же смирением просит позволить ему принять участие в вашем дерзновенном предприятии.

— Если ты кому-нибудь хоть словом обмолвишься, я тебе живо глотку перережу, — предупредил Быстрый Бен. — Можешь мне поверить.

Крупп вытащил измятый носовой платок и приложил его к потному лбу. Потертая шелковая тряпка тут же взмокла.

— Я нисколько не сомневаюсь в этом, любезный маг. Но тебе не мешает знать, что Молчаливость является ближайшей подругой Круппа. Впрочем, правильнее будет назвать ее возлюбленной. Однако большинство окружающих даже и не подозревают об их давней связи. Некоторые достопочтенные жители Даруджистана — и в первую очередь сам высший алхимик Барук — охотно подтвердили бы сказанное, окажись они сейчас в этих местах. Более того, они тоже пожелали бы внести свой посильный вклад в столь величественное предприятие. Но поскольку иных достойных жителей Даруджистана, кроме Круппа, здесь нет, означенный Крупп позволит себе воспользоваться некоторым ухищрением.

Сделав церемонный жест, коротышка извлек из носового платка стеклянный шарик и бросил его на землю. Мелодично звякнув, шарик разбился… Когда белесый дым рассеялся, в пространстве между Круппом и малазанцами стали появляться очертания бхок’арала.

— До чего уродливые создания, — пробормотал Крупп. — Один их вид оскорбителен для глаз.

— А по-моему, вы с ним очень похожи, — заметил Быстрый Бен, с интересом наблюдая за этим явлением.

Бхок’арал вытянул шею и посмотрел на мага черными бусинками глаз. Голова существа тоже была черной, величиной с человеческий кулак.

— Привет! Барук! Хозяин! Желать! Помочь! — проверещал бхок’арал, скаля остренькие зубки.

— Должно быть, Барук торопился, — сказал Крупп. — Лучшие образцы его заклинаний отличаются изяществом слога и красноречием. Но здесь мы слышим…

— Утихомирься, Крупп! — шикнул на коротышку маг и повернулся к бхок’аралу. — Мне не нужны цветистые фразы. Я с готовностью приму помощь Барука, хотя, честно сказать, меня удивляет интерес уважаемого алхимика. Мятеж бушует не здесь, а в Семиградье. И это забота малазанцев.

Черноголовый бхок’арал энергично закивал:

— Да! Барук! Хозяин! Рараку! Азат! Велика!

— Велика? — озадаченно повторил Паран, не зная, к чему

относится это слово.

— Велика! Опасность! Азат! Икарий! Больше! Колтейн! Восхищение! Честь! Союзники! Да? Да!

— Чую, договориться будет непросто, — пробормотал Быстрый Бен. — Ладно, попробуем выудить из него что-нибудь еще.

К ним направлялась какая-то всадница, смутно различимая в звездном свете, ибо луны на небе сегодня не было. Внимание Парана сразу привлек конь: сильный, чистопородный боевой скакун, явно обладающий весьма горячим нравом. Женщина в седле, наоборот, выглядела в своих простых и далеко не новых доспехах весьма заурядно. Лицо, наполовину скрытое шлемом, тоже не отличалось особой выразительностью.

Всадница поочередно обвела взглядом Круппа, бхок’арала и Быстрого Бена. После чего ее глаза остановились на Паране.

— Господин капитан, могу я переговорить с вами наедине?

Паран кивнул.

— Я слушаю, — сказал он, когда они оба отошли на полтора десятка шагов.

Женщина спрыгнула на землю.

— Я — дестриант «Серых мечей», — представилась она. — Ваши солдаты удерживают пленника. Я явилась с официальной просьбой передать этого пленника нам.

— Должно быть, речь идет о некоем Анастере, бывшем командире тенескариев?

— Верно, сударь. У нас с ним свои счеты.

— Понимаю.

— Анастер уже оправился от ран? — спросила дестриант.

— Вы говорите про выбитый глаз? Да, наши целители его подлечили.

— Быть может, вы не вправе решать вопрос о выдаче и мне нужно обратиться к верховному кулаку?

— Вряд ли стоит беспокоить Дуджека. Я вполне могу говорить с вами от имени малазанского командования. Но сначала разрешите кое-что уточнить.

— Спрашивайте, господин капитан.

— Как вы намереваетесь поступить с пленным?

— Я не совсем понимаю вопрос, — наморщила лоб женщина.

— Вне зависимости от тяжести его преступлений мы не потерпим, чтобы Анастера истязали. Если вы намерены его пытать, я сразу же отвечу вам отказом.

Только сейчас Паран заметил, что дестриант совсем юная. Пожалуй, даже моложе, чем он сам.

— Пытка, господин капитан, — понятие относительное.

— Вот как? Любопытное заявление.

— Позвольте мне договорить… Этот человек, Анастер, может считать, что мы собираемся пытать его, но этот страх вызван исключительно его неведением. Никто пленного и пальцем не тронет. Несокрушимый щит собирается сделать нечто противоположное.

— Принять его боль на себя?

Дестриант кивнула.

— Она хочет заключить его в… духовные объятия, как Итковиан — Рат’Фэнера?

— Именно так, господин капитан.

— И это пугает Анастера? — немного подумав, спросил Паран.

— Да.

— Почему?

— Потому что первенец мертвого семени убежден, будто в нем нет ничего, кроме душевной боли. И ее потеря видится ему худшим наказанием, чем смерть.

— Идемте со мной, — сказал капитан, поворачиваясь в сторону лагеря.