Память моего сердца

Южная Влада

Он вооружился ножом и вилкой и принялся деловито резать мясо на своей тарелке и кусок за куском отправлять в рот. Алекс вяло подцепила лист салата и начала его жевать, совершенно не ощущая вкуса.

– Я… надолго у вас?

– Пока мы не придем к общему знаменателю, – мощные челюсти мужчины с хрустом пережевывали хрящи. – Возможно, это займет несколько дней. Расскажи, чему тебя успел научить Джеральд?

Алекс отвела взгляд от его довольного лица. Она чувствовала себя как на пиру у людоеда. Кто знает, не окажется ли она сама его следующим блюдом? Боже, как она была глупа, когда боялась Джеральда!

При всей своей демонической внешности тот больше запугивал ее, чем причинял реальный вред. Не считая, конечно же, причастности ко смерти Клер. Но Клер и сама оказалась темной лошадкой.

Мален же казался добродушным и где-то даже мягким до тех пор, пока что-то или кто-то не заставлял его показать истинный лик. И Алекс понимала, что один раз увидев этот лик, уже не может смотреть на члена городского совета по-другому. Подняв глаза, девушка увидела, что Мален пристально ее изучает и тут же опомнилась, ощутив прикосновение его Силы. Он пытался прочесть ее мысли!

Алекс в испуге вскинула воображаемый щит. Тот самый щит, который не уберег ее от внушения и поцелуев Джеральда, и она не была уверена, что убережет от вторжения Малена. Но Пожиратель спросил, чему научил ее Джеральд, а разве не этому он ее и учил?

– Не закрывайся от меня, – покачал головой Мален, – это все равно что прятаться за зонтиком от цунами.

Давление его Силы стало ощутимее. Алекс сцепила зубы. Говорил ли Джеральд ей что-то такое, что может навредить ему самому, если об этом узнает Мален? Он, кажется, говорил ее что-то про свои планы, но не упоминал, в чем они заключаются. А еще он показывал ей смерть жены. Вряд ли это большой секрет для Малена, который был участником тех событий. Или…? Щит становилось все труднее удерживать, и только совесть заставляла ее сопротивляться.

– Ты похожа на Камиллу Де Морильен больше, чем мы все могли представить, – вполголоса заметил Мален. – Бедняжка также с упорством боролась до последнего, хотя мы оба с ней понимали, что она проиграет. Но что-то подсказывает мне, что ты даже упрямее, чем она. Наверняка это дикая кровь плебеев, которая влилась в ваш род для твоего рождения.

Алекс отложила вилку и покачала головой.

– Это не моя война, мистер Мален. Я не пытаюсь вас переупрямить или действовать вам назло. Я просто защищаюсь. Защищаюсь так, как научил меня Джеральд. Если он вас интересует, единственное, что я могу сказать, – он вас ненавидит за то, что вы убили его жену. Мне кажется, он очень ее любил. Зачем вы так с ними поступили?

Мален фыркнул.

– Вероятно, Джеральду проще обвинять меня в том, что Камилла умерла, чем принять тот факт, что она сама решила оставить его. Я ведь не вынуждал ее умереть. Нет-нет. Она могла попытаться сбежать. В конце концов, попробовать бороться, как борешься ты, обманывая меня и подсовывая чужую кровь вместо своей. Она могла бы придумать что-то, чтобы остаться с ним. Но она предпочла бросить его. Эту боль Джеральд и вымещает на мне. Да и на тебе. На всех окружающих.

Алекс покусала губы. С этой стороны она и не подумала взглянуть на ситуацию прежде.

– Все же, я хотела сказать, что могу понять, почему он ненавидит вас. Но за что вы так его ненавидите?

–

Я? Ненавижу? – Мален с изумлением развел руками. – Ты ошибаешься. Джер мне как сын!

Настала очередь Алекс застыть от удивления.

– Но почему? – встрянула головой она. – После этого противостояния, после вашей взаимной борьбы почему вы называете его сыном? После того, как дважды на моей памяти пытались его убить!

– Ты наконец-то поняла, что знаешь лишь одну сторону медали? – поддел ее Мален. – Непослушных детей иногда наказывают. Не без этого. В мое время наказания были суровее, чем ты привыкла видеть. Но я отдал Джеральду лучшие знания. Научил всему, что умел. А он впитал их. Я как никто другой знаю, что он выдержит, а что – нет. И не подвергаю его непосильным наказаниям. Я ударил его ножом на кладбище? Но он же не простой смертный, он – Пожиратель, способный излечиваться, и рядом с ним был его верный пес.

– Но сегодня вы его задушили?

– Поверь мне, девочка, – рассмеялся Мален, – если хочешь видеть врага мертвым, убедись, что его голова отделена от тела. Во всех других случаях в его смерть не верь. Это закон древних племен. Неужели ты думаешь, что Джеральда так легко убить? О, нет. Он был моим единственным джуниором за последние двести лет, и выбрал я его не просто так. Он смог приспособиться к тому положению, в котором оказался. Он тот, кто выживает несмотря ни на что и любой ценой. Он не ропщет на судьбу, не сдается, как бы ни было трудно, и не позволяет самому себя жалеть. Он смирился со своей природой и обратил ее себе на пользу.

Алекс не могла поверить своим ушам.

– Вы… восхищаетесь им?!

Мален улыбнулся. Холодной зловещей улыбкой, оставившей его взгляд абсолютно пустым и равнодушным.

– Джеральд – способный мальчик. Таких мало. Пожалуй, он да я.

– Вы? И что же у вас общего?

Мужчина задумчиво допил остатки вина в бокале и привстал, чтобы дотянуться до бутылки и наполнить его снова.

– Когда родился Ричард, мой сын, я был примерно твоего возраста, – начал он, между делом поглядывая на Алекс. – Мери, моя жена и его мать, умерла родами, но меня это особо не печалило: прекрасная Розалинда делила со мной постель уже несколько месяцев к тому времени. Она была дочерью мелкого дворянчика, почти слепого старика, которого природа наградила такой красавицей на склоне лет. Наши владения граничили, и в свое время этот старый идиот оттяпал у моей семьи приличный кусок земли с сочными пастбищами и густым лесом, воспользовавшись тем, что мой отец умер, я был ребенком, а моя бедная мать была слишком набожна, чтобы спорить и вступать в конфликт. Она и в монастырь-то сбежала, едва дождавшись, пока я достину нужного возраста для управления имением.

Алекс сидела молча, пытаясь понять, зачем Мален ей это рассказывает. Ничего общего в этой истории с историей Джеральда она не находила.

– И вот, в отместку за украденные когда-то земли, – продолжил он, – я похитил лучшее, что было у старика: его дочь. Похитил не в буквальном смысле, нет, но сладкая тайна, связывавшая нас, приносила мне еще больше удовольствия. Я представлял, каким позором покроют имя старика, если он когда-нибудь решит выдать дочь замуж, и на брачном ложе откроется, что кто-то уже вспахивал ее лоно.