Пан Володыевский
Шрифт:
«Ну и что ж! — подумала она в душе. — Михал так меня выучил, что я смело могу на это решиться, а иначе могут подумать, что я убегаю из страха, и меня не возьмут в другой поход; вдобавок и пан Заглоба будет надо мной смеяться…»
Сказав это, она обернулась в сторону разбойников, но они бежали толпой. Вступать в единоборство не было никакой возможности, но Басе во что бы то ни стало захотелось доказать всему войску, что если она и бежит, то не из страха и не оттого, что потеряла голову.
Тут, вспомнив, что у нее в чехлах лежат два прекрасных пистолета, перед отъездом старательно
Но, — о чудо! — увидав это, вся толпа бродяг изменила направление, взяв влево, к подножию холма.
Бася, подпустив их на расстояние нескольких десятков шагов, выстрелила два раза в ближайших всадников и, повернувшись кругом, поскакала в сторону Хрептиева.
Но едва жеребец проскакал несколько шагов, как вдруг перед ним зачернела степная расщелина. Бася, недолго думая, пришпорила лошадь, и благородное животное не отказалось от прыжка, но только передние копыта его захватили противоположный край. С минуту лошадь искала опоры задними ногами на почти отвесной скале, но недостаточно замерзшая земля осыпалась у нее под ногами, и она повалилась в расщелину вместе с Басей.
К счастью, конь не придавил ее, — она успела вынуть ноги из стремян и изо всей силы перегнуться в сторону. Она упала на толстый слой мха, который устилал дно расщелины, но сотрясение было так сильно, что она потеряла сознание.
Володыевский не видел этого происшествия, так как Басю от него заслоняли липки, но Меллехович крикнул страшным голосом своим людям, чтобы они, не останавливаясь, преследовали беглецов, а сам, доехав до яра, сломя голову бросился вниз.
В одно мгновение он соскочил с лошади и схватил Басю на руки; окинув ее своими соколиными глазами, он искал, не увидит ли на ней следов крови, потом взгляд его остановился на мхе, и тут только он понял, что мох спас от смерти и ее, и лошадь.
Из уст молодого татарина вырвался глухой крик радости.
Но Бася всей тяжестью повисла у него на руках, — и он, изо всей силы прижав ее к своей груди, стал побелевшими губами целовать ее глаза; потом весь мир закружился перед ним в бешеном вихре. Страсть, затаенная на дне его души, как зверь в пещере, охватила его, как буря.
Но в эту минуту со стороны степи донесся топот копыт, который стал быстро приближаться.
Раздались голоса: «Здесь, в этом овраге! Здесь!»
Меллехович положил Басю на мох и крикнул подъезжающим:
— Сюда, сюда!
Минуту спустя Володыевский соскочил на дно оврага, за ним пан Заглоба, Мушальский, Ненашинец и несколько других офицеров.
— С ней ничего не случилось! — закричал татарин. — Мох спас ее!
Володыевский схватил жену на руки; другие бросились за водой, которой поблизости не было. Заглоба, охватив голову Баси, начал звать ее:
— Баська! Баська! Баська, дорогая!
— С ней ничего! — твердил бледный, как мертвец, Меллехович.
Между тем Заглоба пошарил за пазухой и, вынув фляжку, налил водки на ладонь и стал растирать виски Баси, потом поднес фляжку к ее рту, что, очевидно, подействовало, так как, прежде чем принесли воды, Бася открыла глаза, начала жадно вдыхать воздух и закашлялась: водка
Володыевский, не обращая внимания на присутствие офицеров и солдат, то прижимал ее к груди, то покрывал поцелуями ее руки, повторяя:
— Любовь ты моя! Я чуть не умер от тревоги! Все прошло? У тебя нигде не болит?
— Нигде! — ответила Бася. — Ага! Теперь я вижу, что лишилась чувств, лошадь свалилась вместе со мной… Разве битва уже кончилась?
— Кончилась! Азба-бей убит! Ну, едем скорее домой: я боюсь, как бы ты не заболела от утомления.
— Я никакого утомления не чувствую! — ответила Бася.
Потом, быстро взглянув на присутствующих, она пошевелила ноздрями и сказала:
— Только, пожалуйста, не думайте, панове, что я убегала от страха! Ого! И не думала! Как люблю Михала. Уверяю вас, я скакала впереди них для собственного удовольствия, а потом из пистолетов выстрелила!
— Этими выстрелами подстрелена лошадь, а разбойника мы взяли живым, — вставил Михал.
— Ну и что? — ответила Бася. — Это ведь со всяким может случиться, правда? Никакая опытность не поможет, чтобы лошадь случайно не оступилась. Хорошо еще, что вы меня заметили, а то я могла бы долго здесь пролежать.
— Первый увидал тебя Меллехович, и он первый спас тебя, — мы тогда были сзади! — сказал Володыевский.
Услыхав это, Бася обратилась к молодому липку и протянула ему руку.
— Благодарю вас за вашу помощь!
Он ничего не ответил и только прижал к губам ее руку, потом наклонился низко и, с покорностью холопа, обнял ее ноги.
Между тем у оврага собиралось все больше солдат, битва уже кончилась, а потому Володыевский отдал приказ устроить облаву на тех нескольких ордынцев, которые успели бежать от погони, и все тотчас отправились в Хрептиев. По дороге Бася еще раз увидела место побоища с холма.
Трупы людей и лошадей лежали местами целыми грудами, местами поодиночке. По небесной лазури к ним плыли с громким карканьем стаи ворон и садились поодаль, выжидая, пока не уедет челядь, которая все еще суетилась на равнине.
— Вот солдатские могильщики! — сказал, указывая на них острием сабли, Заглоба. — Дайте нам только отъехать, сюда прибегут и волки с своей музыкой и будут позванивать зубами за упокой их душ. Славная победа, хотя и одержана она над таким никчемным неприятелем. Этот Азба уже несколько лет грабил по всей округе, охотились на него коменданты, как на волка, но всегда напрасно, пока, наконец, он не наскочил на Михала. Вот и пришла его черная година!
— Азба-бей убит?
— Меллехович первый наскочил на него и, говорю тебе, так хватил его саблей, что рассек голову до самых зубов.
— Меллехович прекрасный воин! — сказала Бася.
Затем обратилась к пану Заглобе:
— А вы чем-нибудь отличились?
— Я не пищал, как сверчок, не прыгал, как блоха, не юлил, как юла, ибо это удовольствие я оставляю насекомым, но зато меня никто во мху не искал, как ищут грибы, за нос меня никто не таскал и в рот мне никто не дул…
— Не люблю я вас, — прервала его Бася, надув губы и невольно дотрагиваясь до кончика своего розового носика.