Паранойя. Почему он?
Шрифт:
От его слов сердце ухает с размаху вниз, адреналин обжигает внутренности, но прежде, чем я успеваю дернуться, чтобы сбежать, он резко обхватывает мою шею и пригвоздив к стене, отчего я закашливаюсь, вжимает в нее своим стальным телом - вот уж воистину стальной магнат. Меня пробивает дрожь.
– Не смей!
– хриплю, едва сдерживая подступающую истерику, хотя саму ломает, ведет всю от аромата его парфюма, от тепла, исходящего от его крепкого тела. По крови гуляет что-то такое шальное, сумасшедшее, подстрекающее коснуться смуглой кожи. Всего лишь
Поэтому умоляю себя, кричу, надрываясь изо всех сил: “Нельзя, нельзя, нельзя! Это того не стоит, он не стоит!”
И я понимаю, все прекрасно понимаю, а все равно тону, растворяюсь в темно-синем океане его горящих, пьяных глазах. Дрожу от возбуждения, и ужаса, когда он поддушивает сильнее и медленно склонившись, выдыхает мне прямо в губы:
– Не сметь? А ты ничего не перепутала, Настюш? Я разве на твоего щенка похож? Думаешь, будешь весь вечер передо мной жопой крутить и ни х*я тебе за это не будет?
– Я не крутила, - всхлипываю от отчаяния и стыда, когда он другой рукой, начинает медленно вести по внутренней стороне бедра, забираясь под футболку. Меня колотит, как припадочную от страха. Но боюсь я отнюдь не его, я боюсь себя. Ибо вне всякой логики и разума хочу. Хочу дико, необузданно, развратно. До дрожащих коленок, пульсирующей промежности и насквозь мокрых трусиков. И он это знает. Усмехается и со вкусом проходиться языком по моей щеке, метя меня, клеймя.
– А по –моему, ты прямо выпрашивала, чуть ли не в голос крича: «Серёжа, трахни меня, пожалуйста!».
Он касается меня между ног, хмыкает удовлетворенно и без церемоний сдвигает трусики. У меня перехватывает дыхание от остро нахлынувшего удовольствия, когда он, втянув с шумом запах моей кожи, круговыми движениями распределяет густую смазку по влажным, набухшим складочкам.
Я такая мокрая, такая готовая для него, что от стыда не в силах выдавить ни звука, поэтому прикрыв глаза, отчаянно мотаю головой.
– Нет? Моя девочка не такая? – издевается, прикусывая основание челюсти, и тут же зализывая, скользит ниже по шее до воротника футболки. Его слюна холодит кожу, но мне не противно, меня возбуждает его след, его до пошлости откровенные повадки, как бы я не пыталась себя отрезвить, крича: «Что ты творишь, дура? Почему стоишь и терпишь эту мерзость? Он ведь тебя с дерьмом смешивает, а ты… Очнись, наконец, в другой комнате спит его жена и дети!»
– Прекрати, иначе я буду кричать! – предупреждаю слабым голосом, пытаясь взять себя в руки и справиться с наваждением, но он лишь усмехается и шлепает с противным хлюпающим звуком по моей промежности, одновременно прикусывая через футболку сосок, заставляя меня вскрикнуть, и отозваться мое тело новой волной жара.
– Конечно, будешь. На всю округу будешь орать подо мной, - обещает он и, сдавив еще сильнее мое горло, стягивает с себя до середины бедер штаны с трусами. Я пропускаю удар и окаменев, с шоком смотрю вниз на его стоящий под острым углом, кажущийся огромным в полумраке, член.
О, Господи! Он что, серьезно намерен трахнуть меня на кухне у стены?
Нет, нет, нет! Я не хочу так. Не
От паники начинаю задыхаться и вцепившись ногтями в его руку, удерживающую меня у стены, пытаюсь достучаться до него:
– Пожалуйста, Серёжа… Не надо так. Это насилие.
– Насилие? Нет, Настюш, это - называется закономерность. Когда дразнишь мужика вхолостую, будь готова к тому, что он тебя поставит раком и жестко выеб*т, - ласково наставляет он и, перехватив мои руки, заводит над головой, пригвождая к стене. Я чувствую себя беспомощной. Мне страшно и в то же время на каком-то необъяснимом уровне, я хочу, чтобы это случилось. Чтобы он взял все в свои руки, и меня больше не рвало на части от противоречий. Пусть сделает! Может, тогда меня, наконец, отпустит, и я отмучаюсь. Переболею, разлюблю.
В надежде на это позволяю ему отвести мою ногу и забросить себе за пояс. Колено простреливает болью, но я не подаю виду. Прикусываю губу и, открыв себя для него на максимум, впиваюсь ступней в упругую ягодицу, чтобы удержать равновесие.
– Умница… больше ломалась, - похабно усмехнувшись, вклинивается Долгов между моих ног. Его насмешка больно жалит, и я дергаюсь, чтобы освободиться, но он только сильнее сдавливает мои руки.
– Поздно, Настюш, характер демонстрировать, - шепчет в губы, но не целует, меня же начинает колотить от этой близости, а в следующее мгновение весь мир, будто замирает, когда он касается меня там, проводя головкой члена вдоль моих отчаянно мокрых складочек.
Втягиваем с шумом воздух и смотрим друг другу в глаза. От мысли, что всего мгновение отделяет меня от того, чтобы стать его, бросает в жар, между ног начинает жадно, сладко пульсировать, прося большего. Но Долгов, как специально, замирает, выпивая мои эмоции, и улыбается, зная, что я кайфую.
Тут же прикрываю глаза, не в силах выдержать этот все понимающий взгляд. Мне стыдно, до слез стыдно, что, несмотря ни что, хочу его - чужого мужа, отца своей подруги! – но я ничего не могу с собой поделать. Я хочу его! До одури хочу!
– Нравится? – коснувшись моих губ языком, начинает он ласкать меня, скользя членом туда –сюда, слегка погружая его промеж половых губ, и снова выскальзывая, задевая клитор.
Это так… что нет слов, одни стоны, которые я изо всех сил стараюсь держать в себе. Я кусаю губы до крови, которую Долгов тут же слизывает, но как только пытаюсь углубить поцелуй, отстраняется. Он словно наказывает меня, давая прочувствовать, каково это, когда тебя, как собачку дразнят. И да, это невыносимо. В какой-то момент я не выдерживаю, и наплевав на все, прошу:
– Пожалуйста, Сереж…
– Пожалуйста «что», Настюш? Трахнуть тебя? – выдыхает он хрипло, наращивая темп. Мы дышим, словно загнанные. В воздухе стоит пряный, терпкий запах. Он странный, непонятный, но он мне нравится, он заводит меня еще больше, как и эти влажные, чавкающие звуки, которыми сопровождается каждое Сережино движение. Мне все еще стыдно, что я такая мокрая, но Серёжа, будто читая мои мысли, мурчит. – Моя девочка… Только моя. Так ох*енно течешь для меня. Так сладко просишь… Выпрашиваешь, Настюш.