Пария
Шрифт:
– Что поднимает важный вопрос, милорд, – сказала Эвадина, поворачиваясь к старейшине. – Какова точно численность нашего противника?
– Боюсь, с какой-либо точностью сказать невозможно. – Фольваст, извиняясь, пожал внушительными плечами. – Герцогские подразделения в лучшие годы составляли около тысячи воинов, но они распались в соответствии со своими симпатиями и кровными узами, как только мы захватили порт для Короны. Когда сражение закончилось, мы насчитали на улицах около сотни мертвецов. Остальные сбежали с предателями, которые продались, как шлюхи, Самозванцу, Бич их побери. Сейчас у нас осталось около трёх сотен
Эвадина перевела взгляд на меня, получив в ответ едва заметное покачивание головой. В соответствии с её инструкциями, полученными перед сходом с корабля, во время нашего путешествия по докам и по улицам я вёл тщательный подсчёт всех людей с оружием, пока мы не добрались до стены. Выглядывая солдат, я так же видел множество угрюмых и обиженных лиц, хотя выглядели они подавленно и старались не встречаться взглядом со старейшиной. А ещё я отмечал множество сгоревших домов и лавок – видимо, ставших жертвами недавнего вандализма. Ольверсаль явно представлял из себя неспокойное место. По моим подсчётам, число тех, кого можно было бы назвать солдатами, составляло примерно сто восемь, и потому маловероятно, что численность городского гарнизона была хоть сколько-нибудь близка к озвученной Фольвастом. Быть может, его верноподданнический переворот вовсе не был таким популярным среди герцогских солдат, как он утверждал.
– У наших врагов, несомненно, больше людей, – продолжал он. – Лорды бунтовщиков все старой крови, с крепкими семейными связями среди людей в глубине гельда. Многие из них отправились в обречённый поход Самозванца на юг, но далеко не все.
– Но всё же, ясности об их силах нет? – настаивала Эвадина. – Велась ли хотя бы разведка, чтобы уточнить их расположение?
– Любые патрули, которые осмелятся отправиться на несколько миль за эту стену, скорее всего никогда не вернутся. – Он указал на одинокую телегу, ехавшую к воротам. – Видите, какой скудной стала наша торговля. Те торговцы шерстью, которые продолжают возить её нам, сильно рискуют. Бунтовщики нападают на дорогах, и мало кто из нас знает, где в диких землях они устраивают свои логова. Мои люди знают море и побережье. А вот в глубине гельда – совсем другое дело.
– Как удачно тогда, что в моей роте есть человек, обладающий таким знанием. – Губы Эвадины изогнулись в лёгкой улыбке, и она обернулась на Уилхема. – Не так ли, рядовой Дорнмал?
А я-то ещё удивлялся, почему она приказала ему сопровождать нас в этой инспекции. Теперь, когда Уилхем едва заметно улыбнулся в ответ, стало ясно.
– Прошло немало лет, капитан, – сказал он. – Но, думаю, я знаю гельд, как только может знать южанин.
– Понимаете, мать рядового Дорнмала родом из центральной части гельда. – Объяснила Эвадина Фольвасту. – Он большую часть юности провёл здесь, пока семейные обязанности не позвали его назад в герцогство. Он проведёт разведку. – Её улыбка померкла, когда она обернулась ко мне, и я тут же предугадал её следующий приказ, отчего у меня удручающе скрутило живот: – И наш писарь составит ему компанию, раз уж у него в наших рядах самый острый глаз на числа.
Она смотрела мне в глаза чуть дольше, чем мне казалось необходимым, и с лица её пропала всякая весёлость. Я догадывался, что это какая-то форма наказания, только никак не мог определить преступление, достойное такой кары. Ей определённо не понравилось, когда я позвал роту прикрыть её от рыцарей Алтуса,
– Думаю, у вас есть подходящие лошади? – спросила Эвадина у Фольваста. – Быстрые, но крепкие?
– Моя личная конюшня в вашем распоряжении, капитан, – заверил он её, склонив голову.
– Великолепно. – Она снова повернулась к нам с Уилхемом. – Выезжайте, как только сможете, да не теряйте времени. Мне нужно знать, с чем мы тут имеем дело.
– Разрешите обратиться, капитан, – заговорил я, когда она уже отворачивалась, и получил суровый взгляд, от которого в горле запершило. – Я… не умею ездить на лошади. Во всяком случае, хоть сколько-нибудь хорошо.
Она поджала губы, а потом кивнула Уилхему:
– Рядовой Дорнмал научит. Вряд ли это займёт больше пары дней. Потом выдвигайтесь. – Она прищурила глаза и заговорила ещё суровее: – Или хочешь подождать и найти каэритскую ведьму, чтобы она прочитала защитное заклинание?
Едкий тон, которым она выделила слово «ведьму» заставил меня сдержать дальнейшие возражения и покорно опустить голову. Вот, значит, в чём дело. Чей-то излишне пытливый глаз заметил нас в лагере Ведьмы в Мешке. Или просящий Делрик верно вычислил настоящую причину выздоровления Брюера.
– За дело, – отрезала она, дёрнула головой в сторону лестницы, а потом снова повернулась к старейшине. – А теперь, милорд, с вашего разрешения, я должна проинспектировать гарнизон. Затем мы направимся на склады.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Уилхем сказал, что выбрал мне охотничью лошадь, хотя на мой неопытный взгляд по размерам он ничуть не уступал боевому коню. Красивый чёрный зверь со спокойным характером, если верить экспертному мнению Уилхема, хотя конь так и норовил сбросить меня при любой возможности.
– Слишком сильно натягиваешь уздечку, – сказал Уилхем после одной особенно болезненной встречей с землёй. Мои уроки верховой езды проходили в загончике у конюшен старейшины Фольваста. Я не удивился, узнав, что у него самый большой дом в Ольверсале, стоявший настолько близко к центру города, как только позволяли святилище и библиотека. Это было новое сооружение из красного кирпича, а не из добываемого здесь гранита, и каждый кирпич везли сюда за немалую цену, если верить пожилому конюху.
– В этом городе есть старая поговорка, – сказал он нам, заговорщически подмигнул, и его сильно морщинистое лицо сморщилось ещё сильнее. – Ни один Фольваст не потратит шека там, где можно потратить соверен.
– Ослабь хватку, – добавил Уилхем, когда я поднялся на ноги. – Тебе бы не понравилось, если бы кто-то постоянно тянул верёвку, которая продёрнута у тебя во рту, вот и ему не нравится. И попытайся расслабиться. Ты слишком напряжён. Он из-за этого нервничает.
– Не все выросли в замке с наставниками рыцарских искусств, – проворчал я.
Когда я забрался в седло, жеребец, которого конюх назвал Карник, в честь аскарлийского бога охоты, покорно фыркнул. За два дня тренировок я научился пускать его шагом туда-сюда по загону. Падение стало результатом моей первой попытки ехать рысью.