Пария
Шрифт:
Мой гнев нарастал не только из-за страха потерять книгу, но ещё от глубокого самоуничижения, что я не расшифровал из неё ни единого слова. Я говорил себе, что это из-за отсутствия времени по дороге из Ольверсаля, да и последующие деньки тоже выдались занятыми. Но всё это было ложью. После того, как я узнал об истинной природе книги, я едва прикасался к ней, разве только чтобы привязать к своему боку. И, хотя признать этого я не мог, меня пугала перспектива узнать то, что записано на этих страницах. Когда-нибудь я, может быть, и нашёл бы в себе силы открыть её, но время уже
– Ты знала? – вежливо спросил я Ведьму в Мешке, доставая книгу из повязки. Руководство Беррин по переводу крепилось к ней шнурком, и, передав оба тома Ведьме в Мешке, я смотрел, как она провела по нему пальцами. То ли от страха, то ли от нервного удовольствия, сложно сказать. – Ты знала, что там? – настаивал я, пока она убирала книги в ранец.
– Я знала, что она будет представлять собой огромную ценность для тебя и для меня. Так и должно быть, если смещено равновесие от смерти к жизни. У… природы того, что я делаю, есть структура, ты бы назвал это сетью, которую нельзя перестроить такой обыденностью, как материальные богатства. Чтобы её изменить, требуется что-то настоящее, что-то от души и сердца.
– Ты ведь тоже есть на этих страницах, да? И не только сегодня, или когда мы встречались в прошлый раз. Вот почему она тебе нужна. В нашу следующую встречу у тебя будет преимущество.
– В нашу следующую встречу… – Её голос стих, а потом резко сменился таким неожиданным и громким смехом, что я вздрогнул. – Ты всё ещё думаешь, как вор. Меряешь преимущества и недостатки, словно это какая-то игра. – Она снова рассмеялась, на этот раз тише и куда горше. – Если это и так, то мы – очень незначительные фигурки на доске.
Всё больше загадок, но мне не очень-то хотелось и дальше её расспрашивать. Я знал, что ей нечего ответить, по крайней мере, сейчас. А ещё я почувствовал, что внезапное отсутствие книги на боку принесло только лёгкость, а не сожаления о потере. И всё же я не мог удержаться от ещё одного вопроса, поскольку некоторые просто нужно задать.
– Почему я? – спросил я. – Почему какой-то неизвестный каэритский писарь из прошлых веков решил записать пророчество о моей жизни? Я всего лишь незаконнорожденный сын шлюхи, ставший грабителем и убийцей, потому что другого места в этих землях для меня не было. Я – пария, которого сторонятся и керлы, и знать. Этим землям и этим людям от меня никакой пользы, и мне остаётся лишь заслужить уродливую смерть и безвестную могилу, сражаясь в их войнах.
– Жизнь парии может оказаться не менее значимой, чем жизнь короля, – ответила она. Её голос теперь звучал тише, и в том, как опустились её плечи, я заметил усталость. – Каждая жизнь важна, но некоторые… важнее. Ты, как выясняется, стал ключом к тайнам этой книги, и с этим ключом мой народ откроет и другие тайны. У нас так много книг, не прочитанных ещё с Падения. А теперь бесценное знание, заключённое в них, снова будет принадлежать нам. Ты должен гордиться.
Она выпрямилась, и ткань мешка, закрывавшая рот, затрепетала, когда ведьма сделала вдох.
– Итак, к насущному делу, – сказала она, поднимаясь на ноги.
Я не стал спрашивать о том,
– Там довольно далеко, – предупредил я. – Думаю, на дорогу до порта уйдёт весь день. И по пути придётся украсть телегу, чтобы спрятать тебя и пробраться в дом лорда обмена. Там сидит большая толпа дураков, которые устроили бдение ради выздоровления капитана. Будет лучше, если они не увидят…
Я ошеломлённо замолчал, увидев, как она взялась за край мешка и осторожно подняла его. Ветерок разметал её волосы, на миг закрыв лицо, а потом оно полностью открылось.
Я мог бы несколько страниц потратить на поэтические рассуждения о женщине, представшей перед моим взором, но довольно будет сказать, что она была настолько прекрасной, что это уже представляло собой опасность. Такая красота заставляет мужчин и, рискну предположить, многих женщин видеть в человеке то, чем хочется обладать, драгоценный предмет, которым надо лишь владеть и никогда не делиться. С одного взгляда я убедился, насколько мудро с её стороны было все эти годы носить мешок. В отличие от Райта и цепаря на её лице не было узора из родимых пятен, а только одна маленькая красная отметина между бровей, напоминавшая рубин тем, как она выделялась на гладкой бледной коже.
– Когда я впервые стала путешествовать по этим землям, – сказала она, откидывая назад спутанные локоны, – я быстро поняла, что твой народ слишком много внимания уделяет внешности. Пойдём?
Суэйн нашёл ей платье горничной, а потом мы провели её в дом, дополнив маскировку корзиной белья. Она неизбежно привлекала множество взглядов от охранников лорда обмена и городских часовых на воротах, но все ограничились лишь плотоядными взглядами. Мы прошли через вход для слуг, и пока Брюер отвлекал других слуг, громко требуя чистой воды для Помазанной Леди, мы быстро провели нашу посетительницу по винтовой лестнице до спальни.
Эйн, увидев нас, подозрительно нахмурилась. Обычно её завораживало всё красивое, но, увидев светловолосую новоприбывшую, она не выказала никаких признаков очарованности.
– Кто это? – потребовала она ответа, встав между незнакомкой и капитаном.
– Эйн, это друг, – сказал я, мягко сдвигая её в сторону. – Она пришла помочь.
Лицо Эйн, и в лучшие времена редко казавшееся зрелым, по-детски презрительно сморщилось, и отойти она согласилась лишь очень неохотно.
– Она пахнет… странно, – прошептала она, когда я направлял её к окну.
Делрик, дремавший в кресле в дюжине шагов от кровати, резко проснулся и с гораздо большей готовностью посторонился. Он уставился каэритке в лицо, хотя я не видел в этом взгляде похоти, только страх.
– Вы можете…? – начал он, и замолчал, когда Ведьма положила руку на лоб Эвадине. Та снова впала в дрёму, и впадины под её щеками казались ещё темнее, а кожа – ещё серее.
Губы Ведьмы сжались в плотную линию, и я увидел, как по её лицу промелькнуло сомнение, прежде чем она убрала руку и выпрямилась.