Пария
Шрифт:
– Все вон, – сказала она, резко глянув на Делрика и Эйн. – Ты, – добавила она, поймав мой взгляд, пока я выводил упрямую Эйн из комнаты, – должен остаться.
Пожалуй, последнее, чего мне сейчас хотелось – оставаться в этой комнате, где вдруг стало ещё чуть холоднее, несмотря на огонь, весело плясавший в камине. Усиливалось ощущение, что я стою на краю очень глубокой пропасти, и к тому же для любого трибунала Ковенанта все мы уже так запятнали наши души, что их ничем не очистить.
И всё же я послушно вытолкал Эйн в коридор и закрыл дверь перед её сердитым лицом и перед мрачно нахмурившимся Делриком. Обернувшись, я увидел, как
– Цена в соответствии с услугой, – сказала она. – Подумай хорошенько, хочешь ли ты её платить.
Я уставился на протянутую руку, и мой страх быстро превращался в ужас. Огонь в камине по-прежнему полыхал, но от капель пота, вдруг усеявших мою кожу, я задрожал. В тот миг я снова был потерявшимся и отчаявшимся ребёнком, как в тот день, когда Декин нашёл меня в лесу.
– Что… – начал я, и чтобы продолжать, мне пришлось сглотнуть и откашляться. – Что ты будешь делать?
– Переделаю сеть, которая связывает эту женщину с жизнью. Многие нити оборваны и их нужно соткать заново. – Она настойчиво согнула пальцы. – Но их нельзя соткать из ничего. Чтобы восстановить жизнь, её нужно взять.
Я содрогнулся, мои глаза стреляли в сторону двери, а ноги, видимо, стали единым целым с полом. Может, она бросила какое-то заклинание, чтобы принудить меня не шевелиться, думал я, но знал, что эта нерешительность, эта трусость – только мои.
– С Брюером ты такого не делала, – отчаянно прохрипел я.
– Чтобы переделать его сеть, нужно было уничтожить яд в его венах. Здесь всё по-другому.
– Это… убьёт меня?
– Нет.
– Будет больно?
– Да. – Её пальцы снова согнулись. – Если ты не заплатишь эту цену, то она умрёт до восхода солнца.
От этих слов мой взгляд сместился на бледное, худое лицо Эвадины. Очередная смерть, которой я стану свидетелем. На самом деле очередное убийство, поскольку отказом я точно её убью. Сколько их уже? Я никогда не позволял себе пересчитать их, но и забыть не мог. Солдат с амулетом мученика, который едва не стоил мне жизни. Конюх, который спас меня своими уроками, но не смог спасти себя. Тот бедолага на Поле Предателей, которому в лицо попал мой секач... И так много кто ещё. Подумаешь, ещё одна?
«Пускай набожная благородная сука сдохнет!», резко и колко звенел в моей голове дикий голос. «Без меня она померла бы уже дважды. Эта ведьма говорит о ценах. А какая цена у меня? И кто вообще стал бы за меня платить?»
– Видимо, – сказал я, и мои губы чуть изогнулись в слабой улыбке, – нет шансов, что ты снова дашь мне посмотреть в ту книгу? Наверняка там найдётся страница-другая о том, что я сейчас делаю.
На её губах тоже появилась улыбка, в которой смешались грусть и симпатия.
– Ты и так знаешь, что делаешь. И знаешь, почему.
Я не находил больше слов, и мои запасы сопротивления иссякли, так что я шагнул вперёд и взял её за руку.
Много раз потом я пытался вспомнить, что произошло дальше, но мой разум соглашается показать лишь несколько фрагментов. Я помню, как онемение ползло по моей протянутой руке. А ещё помню сильное чувство, что меня куда-то тянут, хотя я по-прежнему стоял на месте. Перед глазами всё расплылось, онемение добралось до плеча и стало распространяться на шею и грудь. Сквозь колышущуюся дымку я видел, как Ведьма протянула свободную руку и сжала её на бледном, обмякшем предплечье Эвадины. А потом началась боль.
В последующие годы я много раз задумывался, согласился бы я на эту цену, если бы Ведьма подробнее описала её природу. «Боль» – это слишком скудное и вздорное слово, которым не описать то, что я пережил за несколько грохочущих ударов моего сердца, прежде чем рухнул в забвение. «Мучение» и «пытка» также не подходят. На самом деле сравнения с любыми формами физического страдания здесь во многих смыслах неуместны. Это было за пределами одного лишь физического. Даже теряя сознание, я знал, что из самого ядра моего существа что-то вытаскивается, что-то жизненно важное. «Чтобы восстановить жизнь, её нужно взять». Чтобы выполнить задачу, Ведьме нужно было взять у меня то, что я никогда не восстановлю. Лишь намного позже я полностью пойму, что именно она сделала.
– Элвин Писарь.
Я очнулся с ощущением, словно в глазах песок, и почувствовал на лице высохшие слёзы. На секунду я испытал счастье от отсутствия боли, но длилось оно недолго, поскольку вскоре тело предъявило свои недовольства. Казалось, почти все мои мышцы и жилы напрягались едва ли не до предела, а хребет казался особенно оживлённым гнездом огненных судорог. Я не по-мужски содрогался и всхлипывал, пока свежие слёзы не вымыли песок из моих глаз.
– Тебе больно?
Эвадина смотрела на меня, нахмурив бледный, но снова здоровый лоб. Я мог лишь глазеть на неё, разинув рот, и обалдев оттого, что она стояла без помощи, и была, помимо бинтов, абсолютно голой.
Её бровь осуждающе изогнулась, а я продолжал таращиться.
– Ты, часом, не пил прошлой ночью?
Я моргнул и смог вытереть слёзы дрожащей рукой, переводя взгляд на спальню.
– Где она?
– Она?
– Э-э-э… – чуть было не начал я, а потом здравый смысл пробился в мой ошеломлённый разум и захлопнул мне рот. Судя по озадаченному лицу Эвадины стало ясно, что она понятия не имеет о том, что выяснилось этой ночью, и мне не хватило храбрости ей рассказать. «Оставь это Суэйну, или Уилхему. Они храбрые».
– Эйн, – прохрипел я. – Она была тут… раньше.
– Возможно, она пошла за помощью, когда ты свалился. – Эвадина повернулась, подошла к окну и распахнула ставни, не беспокоясь ни о каких пытливых глазах за ними. Солнечный свет белым золотом обрамил её фигуру, и она выгнула спину, застонав от удовольствия. – Какой славный день.
Потом она немного напряглась, её рука легла на повязку, закрывавшую грудь.
– Мне приснилось, или меня кусал волк?
– Два волка, – простонал я, поднимаясь на ноги. Комната ещё немного покружилась и, наконец, замерла. – Одного убил я. Сержант Суэйн другого.