Пария
Шрифт:
– Чепуха, – сказал я, взяв щипчики. Мне удалось положить золотой лист на нужное место, только кончик немного залез на край.
– Не волнуйся, – сказал Арнильд. Он взял соболью кисточку, осторожно убрал излишки золота и аккуратно собрал их в склянку. – Слишком драгоценные, нельзя попусту тратить, – добавил он и подмигнул, затыкая склянку пробкой. Фыркнув, он отошёл от наклонной подставки, на которой лежала законченная страница во всём своём свежеиспечённом великолепии.
– Идеально, – прошептал я в искреннем восхищении, на что Арнильд неодобрительно хмыкнул.
– Мой юный друг, если будешь заниматься этим достаточно долго, то узнаешь,
В его голосе едва заметно прозвучала нотка, которая неизбежно разбудила моё любопытство:
– Значит, качество здесь не… – начал я тихим голосом, осторожно взглянув на других писарей, трудившихся за своими подставками, – …исключительное?
Арнильд, всегда тщательно подбиравший слова, предупредительно посмотрел на меня, вскинув густую бровь:
– На самом деле это лучший скрипторий во всём Альбермайне, – сказал он, а потом подошёл ближе и тихо добавил: – но я далеко путешествовал в этом мире, так далеко, что видел книги, рядом с которыми все созданные здесь кажутся мазнёй неуклюжих детей.
– И где же можно найти такое чудесные книги?
Его взгляд немного затуманился, и он отпрянул, переключив внимание на лоток с разнообразными склянками и инструментами.
– Парень, в языческие земли лучше не соваться. Передай мне тот нож, пожалуйста.
– Языческие земли? – Мой голос прозвучал немного слишком громко, и Арнильд бросил на меня предупреждающий взгляд. К счастью, другие писари, похоже, не заметили – из-за старческой глухоты, решил я.
– Вот. – Арнильд убрал склянки с золотыми и серебряными листьями в кожаную сумку. – Надо бы до вечерней службы убрать это под замок. Знаешь, куда идти?
– Да.
Его лицо стало более серьёзным, когда он передавал мне сумку:
– Восходящий в конце месяца скрупулёзно взвешивает все склянки. Просто чтобы ты знал.
Перед тем, как направиться к двери, я приложил руку к сердцу, притворно оскорбившись – чем вызвал у Арнильда неуверенный смешок. Если бы не излишняя любовь к игральным костям и сопутствующие ей долги, он никогда бы не оказался в этих стенах. По всем понятиям справедливости о мастере Арнильде по всему свету должна была идти слава князя иллюстраторов. А вместо этого мало кто из ныне живых учёных знает его имя, даже когда они нежно перелистывают те страницы, которые он с таким усердием украшал.
Кладовая, в которой хранились запасы сусального золота и другие соблазнительные ценности, находилась в центре здания за толстой окованной железом дверью. Обычно возле неё стояли на страже два хранителя, но сегодня стоял только один – типично-здоровенный парень по имени Халк, в душе которого было не больше жизни, чем в двери, которую он охранял.
Он хмыкнул в ответ на моё дружелюбное приветствие, приказал мне отойти на ярд и только после этого повернулся и отпер дверь. Как только он повернул ключ, во мне вспыхнул разбойничий инстинкт. Хранитель был крупным, но и медлительным, и будет не очень-то трудно врезать его головой по железной скобе на двери. Два-три удара, чтобы вырубить и, очевидно, нельзя оставлять его в живых. Придётся затащить тело в кладовку, забрать самые ценные и лёгкие сокровища, запереть дверь и только меня и видели. Мне потребуется
– Блядь, мне тебя весь день ждать что ли? – прорычал Халк, и настойчиво звякнул ключами, стоя в дверном проёме.
– Стриктуры запрещают брань, – строго и укоризненно посоветовал я. Судя по тому, как покраснел хранитель, вышло довольно убедительно.
Заходя в кладовку, я высокомерно фыркнул и подавил желание осмотреть полки, вместо этого коротко, но пристально сосредоточившись на замке. Он оказался удручающе крепким приспособлением, и моих способностей взломщика на него явно не хватило бы. А вот у Тории в этой области намного больше навыков, и возможно у неё получится пробраться внутрь достаточно быстро. Кратко обследовав кладовку, я увидел в основном полки, забитые неизвестными банками без каких-либо полезных надписей. Зато заметил в тёмной нише внушительный сундучок. Он сам был заперт на замок, а значит представлял собой предмет особого интереса.
– Да направят тебя мученики, – сказал я, выходя, мрачному Халку, предположив, что Брюер мог бы придушить его до беспамятства, и тогда не пришлось бы его убивать.
По завершению писарских дел у меня оставалось два свободных часа до вечернего прошения. На пути к северному выходу из святилища мне пришлось подобострастно прошмыгнуть мимо восходящего Гилберта, который увлечённо беседовал с неизвестным мне просящим. Грязь на его сапогах и накидке говорили о недавнем прибытии. Это был крепко сбитый человек, явно гораздо более выносливый, чем это свойственно низшим служащим Ковенанта. Ещё необычнее смотрелась булава, висевшая на поясе, и подбитая кожаная туника, которую я заметил под накидкой. И хотя тёмно-серый цвет одежды и выдавал в нём просящего, но ясно было, что это ещё и солдат, и, судя по старым шрамам на макушке седой щетинистой головы, солдат с боевым опытом. Он говорил тихо, уважительно, и не разобрать, что именно, но ответ Гилберта понять было легко, в том числе и из-за скрытой тревоги, которую я в нём услышал.
– Она едет сюда?
Я как раз обходил их и смог уловить тихий ответ просящего, который тщательно старался говорить невыразительным голосом:
– Да, восходящий. Она прибудет завтра до полудня и попросит всех верующих этого священного города собраться и послушать её слова.
– По чьему приказу?
Зная, что задерживаться не стоит, я зашёл за угол и тут же остановился. Прижавшись к стене, я навострил уши и различил шелест пергамента или ткани, за которым последовал резкий звук сломанной печати и шорох разворачиваемого письма.
– Как вы видите, оно подписано всеми членами совета, – сказал просящий своим невыразительным голосом.
Затем наступила пауза, во время которой Гилберт неприлично фыркнул.
– Здесь она мало кого найдёт, – огорчённо пробормотал он.
Я заметил изменения в тоне солдата-просящего, осуждающие нотки, характерные для истинных адептов:
– Самозванец идёт не только за короной, восходящий. Если он победит, то Ковенант будет изменён до неузнаваемости. Капитан-причастник заверила меня, что у вас хватит мудрости понимать это.