Партия тори-консерваторов и «конституционная революция» 1822-1835 гг. в Великобритании
Шрифт:
Крайности обоих подходов могла бы устранить исследовательская позиция, предложенная М. Оукшоттом которую К. Поппер верно назвал «рациональной теорией традиции». Ее смысл состоит в том, что критическое приятие, изменение или отвержение традиции может произойти только путем должного ее осознания. Уничтожить традицию полностью нельзя, возможно лишь перейти к новой ее форме. Освобождение от ограничений и запретов, налагаемых традицией возможно только путем ее осмысления, основанного на попытках принять или отвергнуть существующую. 133 Таким образом, критическое или рациональное восприятие традиции заключается в осознании того, каким образом она сохраняется в качестве следствия человеческих действий, если последние ненамеренны. Также следует представлять, какова функция традиции в социальной жизни. По мнению М. Оукшотта, социальное регулирование в принципе не было бы возможно, если бы окружающий нас социум не содержал множества регламентаций. Характерно, что в качестве одного из наиболее ярких примеров такой регламентации британский исследователь приводил парламентские процедуры. Ограничения подобного рода важны именно как регламентации и функционируют в качестве традиции независимо от того, будут ли они рациональными, необходимыми, справедливыми, или какими-либо еще. 134 По-видимому, создание традиций аналогично той роли, которую в науке играет создание теорий. Социальные теории являются инструментами, посредством которых историк пытается внести некоторый порядок в процесс осмысления социальной жизни на уровне самых общих понятий и категорий. То же справедливо и в отношении традиции. Однако следует учитывать, что невозможно действовать рационально в мире, если у вас нет никакого представления о том, какой будет реакция на ваши действия. Рациональное действие предполагает наличие внешней системы, реагирующей предсказуемо хотя бы отчасти.
133
См.: Oakeshott M. Rationalism in Politics and other Essays. L., 1962. P. 264;
134
См.: Oakeshott M. Rationalism in Politics and other Essays. L., 1962. P. 267-268.
В историческом исследовании одной из главных разновидностей внешней среды являются политические и социальные институты. Как представляется, именно они наиболее связаны с наследуемой в обществе традицией. Институты, как и традиции, следует анализировать в терминах, описывающих отдельных индивидов, их связи и действия, позиции и убеждения. Об общественных и политических институтах следует говорить в том случае, когда некая (изменяющаяся во времени) группа индивидов следит за соблюдением определенного множества норм, или выполняет социальные функции, очевидные для других членов социума. Традиции же представляют собой единообразие человеческих позиций, форм поведения, ценностей или вкусов. Традиции, как нетрудно заметить, более тесно связаны с личностями, чем институты и учреждения. Что касается последних, то следует обратить внимание на их потенциальную амбивалентность в том отношении, что социальные институты способны действовать прямо противоположно по отношению к своим очевидным функциям. Происходит так потому, что институты и учреждения контролируются индивидами (способными ошибаться) и другими учреждениями (также способными на это). Традиция в этом смысле – связующее звено между личностями и обезличенными учреждениями. Важность данного положения состоит в том, что именно традиция способна сохранять и распространять позицию ее основателя или носителя далеко за рамки его личной жизни. Очевидно, в этом и состоит главный смысл рационального отношения к традиции. 135
135
См.: Поппер К. На пути к рациональной теории традиции // Предположения и опровержения. М., 2004. C. 214.
Дополняя теорию традиции, разработанную М. Оукшоттом, Ш. Эйзенштадт подчеркивал, что подлинно рациональное отношение к ней возможно только тогда, когда социальные целостности – такие как политические элиты или классы, – не воспринимаются в качестве эмпирических объектов. Элиты и классы являются в очень большой степени конструктами распространенных общественных теорий и объяснительных моделей, разновидностями которых также является различные варианты теории модернизации и сама рациональная теория традиции. Все эти конструкты относятся к некоторым идеальным объектам, существование которых зависит от теоретических допущений. Поэтому, как полагал Ш. Эйзенштадт, социальные феномены всегда следует анализировать с помощью терминов, имеющих отношение к индивидам, их действиям и отношениям между ними. 136
136
См.: Eisenstadt S. N. Post-Traditional Societies and the Continuity and Reconstruction of Tradition // Post-Traditional Societies. Ed. by S. N. Eisenstadt. N-Y., 1972. P. 218; Shils E. Tradition. Chicago, 1993. P. 326.
Чтобы избежать неоправданного «конструирования традиции» и «опрокидывания современности в прошлое», о котором предупреждал известный британский исследователь Э. Хобсбаум, в распоряжении историка есть ряд инструментов. 137 С точки зрения Дж. Р. Элтона, характерными чертами исторического метода при исследовании обществ, переживающих процесс трансформации, являются «детализирование, основанное «на знании источников и их компетентной критике», исследование «прошлого ради него самого», всесторонняя симпатия и понимание». С точки зрения Дж. Р. Элтона, историческое познание «представляет собой двойственный процесс: механическое накопление фактов и их осмысление на основе творческого воображения… воображение, контролируемое ученостью и эрудицией, ученость и эрудиция, приобретающие значение благодаря воображению, – вот инструменты, находящиеся в распоряжении историка». 138
137
См.: Hobsbaum E. The Invention of Tradition. Cambridge, 1995. P. 9-10. Эрик Джордж Эрнст Хобсбаум (1917-2012), британский историк-марксист. Родился в Египте, потом переехал в Вену, а оттуда – в Лондон с приемной семьей. Окончил Кембридж, читал там лекции с 1949 по 1955 г. Основал журнал «Past and Present» в 1952 г., был лектором (1959-1970), профессором (1970-1982), почетным профессором (1982-2002) и президентом Биркберк колледж в Лондонском университете (2002-2013). По его мнению, рост интереса к социально-экономической истории и клиометрии в 60-70-е гг. прошлого века не умаляет значения нарратива, который «никогда не уходил с исторического горизонта и не отказывался от исследования больших казуальных вопросов». Он считал, что «событие, личность и даже реконструкция прошлой ментальности не являются конечными целями, а служат средством для раскрытия более общих вопросов, которые выходят за рамки частной истории и ее действующих лиц». См.: Hobsbawm E. J. The Revival of Narrative: Stoned Comments // Past and Present. 1980. February. № 86. P. 4. Работы Э. Хобсбаума: Hobsbawm E. J. The Age of Revolution: Europe, 1789-1848. L., 1962; Industry and Empire: From 1750 to the Present Day. L., 1968; The Age of Capital: Europe, 1848-1875. L., 1975; The Age of Empire: Europe, 1875-1914. L., 1987; Nations and Nationalism Since 1780: Programme, Myth, Reality. Cambridge, 1991; The Age of Extremes: The Short Twentieth Century, 1914-1991. L., 1994; Globalisation, Democracy and Terrorism. L., 2007.
Работы об Э. Хобсбауме: Blackledge P Eric Hobsbaum (1917-2012) // Socialist Review. 2012. № 374; Campbell J. Towards the Great Decision: Review of the «The Age of Empire» // Times Literary Supplement. 1988. 12 February. Vol. 4428. P. 153; Cronin J. Creating a Marxist Historiography: the Contribution of Hobsbawm // Radical History Review. 1979. Vol.19. P. 87-109; Elliott G. Hobsbawm: History and Politics, L.: Pluto Press, 2010; Judt T. Downhill All the Way: Review of «The Age of Extremes» // New York Review of Books, 1995. 25 May. Vol. 49. № 9. P. 20-25; Seton-Watson H. Manufactured Mythologies: Review of «The Invention of Tradition» // Times Literary Supplement. 1983. 18 November. Vol. 4207. P. 1270; Snowman D. Eric Hobsbawm // History Today. 1999. January. Vol. 49. № 1. P. 16-18; Wrigley C. Eric Hobsbawm: An Appreciation // Bulletin of the Society for the Study of Labour History. 1984. Vol. 38. № 1. P. 2.
138
См.: Elton G. R. The Practice of History. L., 1967. P. 87.
Кроме того, на протяжении 70-х - начала 80-х гг. прошлого века произошел целый ряд существенных изменений, затрагивающих отношение исследователей к проблемам политической истории. Была осознана необходимость не только более осторожного и критического, но и более взвешенного отношения к ее ключевым сюжетам – истории парламента и партийно-политической системы. Дж. Р. Элтон высказал мысль о том, что традиционная конституционная история (в том смысле, как она понималась исследователями, начиная с последней трети XIX в.) должна уступить место административной, где главный акцент исследования смещается в сторону изучения места и роли конкретных институтов в политической системе. 139 «Изучая парламент, мы должны поменьше слышать о размежевании и коррупции и побольше – о деловитости и политической компетентности». 140 Должно измениться и «отношение к социологическим проблемам истории», поскольку главнейшим источником политических форм и форм правления являются потребности общества, внутреннюю природу которого и должен понимать политический историк. «Он должен прислушиваться к своему брату – социальному историку – в том, что касается структурных проблем». 141 Особое внимание британский исследователь уделял характеру историописания, свойственного, по его мнению, политической истории. Он писал: «Чем бы ни была история, она должна быть по сути рассказом, рассказом об изменчивых судьбах людей, и политическая история поэтому выходит вперед, так как она больше, чем любая другая форма исторического исследования, испытывает потребность и даже необходимость рассказывать». 142
139
См., например: Dicey A. V. Introduction to the Study of the Law of the Constitution. L., 1961; Ibid. Lectures on the Relation Between the Law and Public Opinion in England During the Nineteenth Century. L., 1962. Эти работы классика английской конституционной истории примечательны в том отношении, что прямо наследуют концепциям последней трети XIX в., когда Т. Бокль пытался отыскать в XV в. парламент, устроенный
Г. Т. Бокль (1821-1862) - английский продолжатель традиции Л. фон Ранке (1795-1886), полагавший, что задача историка состоит в том, чтобы показать «движения наций как совершенно правильные и совершаемые, подобно всем другим движениям, исключительно благодаря своим антецедентам». См.: Buckle H. T. History of Civilization in England. L., 1873. Vol. III. P. 186. Именно от Г. Т. Бокля идет линия в британской историографии, воспринимающая историю не как более или менее дилетантскую разновидность литературы, но как науку.
140
См.: Elton G. R. Studies in Tudor and Stuart Politics and Government. Cambridge, 1974. Vol. II. P. 9.
141
Ibid. P. 12.
142
См.: Elton G. R. Political History. Principles and Practice. L., 1970. P. 5. Следует отметить, что, настаивая на ключевой роли нарратива в политической истории, Дж. Р. Элтон предостерегал от чрезмерного увлечения социологическими схемами, которое размывает сам предмет исторического познания. Доклад «Социальная функция историка», прочитанный им на собрании Королевского исторического общества в 1976 г. завершался так: «Знание истории не делает вас лучшим пророком, но стремление служить в качестве пророка может испортить вашу работу в качестве историка». См.: Elton G. R. The Historian's Social Function // Transactions of the Royal Historical Society. L., 1977. Vol. 27. P. 199. «Наша задача – разрушать самозваные определенности и разбивать оковы структур, независимо от того, подавляют ли они только ум, или же всю жизнь». Ibid. P. 201.
Таким образом, к середине 80-х гг. прошлого века проблемы, связанные с изучением процесса трансформации конституционного устройства и партийно-политической системы Великобритании в первой трети 20-х – середине 30-х гг. XIX в., снова оказались в центре внимания исследователей. Более того, стало очевидно, что возрождение историографического интереса к указанной проблематике носит устойчивый характер, образуя достаточно очевидно прослеживаемую историографическую тенденцию, сохраняющую и даже усиливающую свое влияние вплоть до самого последнего времени благодаря достаточно разработанной методологии исследования.
Причины столь устойчивого внимания к рассматриваемой проблематике носят комплексный характер. С одной стороны, критика устоявшихся историографических концепций, подробно описанная выше, заставила историков, изучающих период с 1688 по 1832 гг., обратить внимание на необходимость комплексного подхода к исследованию проблем конституционной истории и истории партийно-политической системы. Оказалось, что «ревизионизм» Дж. Кларка и Дж. Блэка, обративших самое пристальное внимание на проблемы конституционного устройства Великобритании накануне реформ 1828-1832 гг., и указавших на подчеркнуто традиционный характер английской политической системы того времени, не был единственным проявлением более осторожного подхода к ключевым проблемам истории указанного периода. Практически параллельно весьма характерный своей осторожностью историографический взгляд возобладал среди историков, занимающихся проблемами партийно-политической системы страны в середине 80-х – конце 90-х гг. прошлого века. Названный несколько позднее «консервативным ревизионизмом», этот взгляд, конечно, не произвел такой сенсации, как концепции Дж. Кларка и Дж. Блэка, но общий скептицизм в оценках было сложно не заметить.
Особенно это касается истории партии тори-консерваторов в середине 20-х – середине 30-х гг. XIX в., откуда и берет свое начало сам термин «консервативный ревизионизм». В начале 80-х гг. прошлого века английской историографии начинается определенное переосмысление направлениям. В частности, в работах Д. Купера проявляется некоторый скептицизм в отношении тех успехов, которые были достигнуты консерваторами в обретении поддержки широких социальных слоев в период 1832-1835 гг. 143 Противоречивые отношения консервативной партии с нонконформистами проанализированы в работах Р. Брента. 144 Переоценке подвергаются и достижения Р. Пиля по разработке политических принципов, парламентской стратегии и тактики консервативной партии во время ее пребывания в оппозиции после 1830 г. Самыми характерными в этом отношении являются работы тьютора Пемброкского колледжа Оксфордского университета Д. Иствуда и его коллеги И. Ньюболда, в которых не без оснований указывается, что Р. Пиль, несмотря на все его заслуги в формировании политических принципов консерватизма, не осознал всей важности партийных институтов для успешного их проведения в жизнь. 145 В работах Б. Хилтона подвергается сомнению также интеллектуальное лидерство Р. Пиля, что еще раз подтверждает формирование в новейшей британской историографии весьма осторожного подхода к оценке стратегических и тактических достижений консерваторов в 1828-1835 гг. 146
143
См.: Behagg C., Burne M., Cooper D. Years of Expansion: Britain, 1815-1914. Ed. by Michael Scott-Baumann. L., 1995. P. 129. Анализируя результаты парламентских выборов 1831 и 1832 гг., Д. Купер указывал, что поддержка средним классом консервативной партии в тот период была минимальна, а также акцентировал внимание на «авторитарной стороне пилизма», которую обычно не рассматривают другие исследователи.
144
См.: Brent R. The Whigs and Protestant Dissent in the Decade of Reform: The Case of Church Rates, 1833-1841 // English Historical Review. Vol. CII. 1987. № 406; Idem. The Emergence of Liberal Anglican Politics: the Whigs & the Church, 1830-1841. Oxford University, Doctor of Philosophy Thesis, 1985.
145
Cм.: Eastwood D. Peel and the Tory Party Reconsidered // History Today. 1992 (March). Vol. 42. P. 27-32; Newbould J. Sir Robert Peel and the Conservative Party, 1832-1841: A Study in Failure? // English Historical Review. Vol. XCVIII. 1983. № 394.
146
См.: Hilton B. Peel: A Reappraisal // Historical Journal 1979. Vol. XXII. № 3.
Отмеченные проблемы существенным образом изменили исследовательскую повестку в отношении характера и направленности изменений в конституционной и партийно-политической системе Великобритании второй трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в. К началу нашего столетия стало очевидно, что исследования по конституционной и политической истории, а также по истории партийно-политической системы страны, несмотря на их количество и высокое качество, составляют практически изолированные друг от друга предметные области. Более того, результаты этих исследований зачастую оказываются слабо связанными между собой, что не позволяет создать комплексный образ проблемы. Назрела необходимость поместить эти результаты в более широкий контекст, что могло способствовать появлению новых исследовательских результатов. 147
147
См.: Клочков В. В. Институты политического участия и становление конституционной монархии в Великобритании первой трети XIX в. Ростов-на-Дону, 2013. С. 28.
Расширению исследовательских горизонтов способствовало и то обстоятельство, что зародившееся благодаря работам Дж. Миллера и Дж. Дэйли в конце 70-х – начале 90-х гг. прошлого века в английской историографии скептическое отношение к английскому варианту абсолютизма, поставило под сомнение однозначность оценки событий Славной революции. 148 Долгое время считалось, что 1688 г. стал тем рубежом, за которым абсолютная монархия первых Стюартов трансформировалась в конституционную монархию их поздних наследников. К началу нашего столетия, когда благодаря последним исследованиям сам концепт английского абсолютизма оказался под сомнением, потребовалось новая интерпретация событий 1688 г., способная прояснить, каким образом изменился политический режим в результате Славной революции, и каким образом он трансформировался в период с 1688 по 1832 г. 149 Постепенное исключение долгое время существовавшего допущения, что уже в конце XVII в. в Англии существовала конституционная монархия, потребовало нового взгляда на эволюцию политической системы страны в XVIII в. По справедливому замечанию М. П. Айзенштат, возникла необходимость в создании внятной историографической концепции того, чем конституционная монархия конца XVII в. отличалась от ее наследницы в первой трети XIX в. Кроме того, нуждается в детальном объяснении вопрос, каким образом и благодаря каким факторам одна политическая форма трансформировалась в другую.
148
Более подробно данная проблематика будет рассмотрена в третьем параграфе настоящей главы. Пока же отметим ключевую роль следующих работ Дж. Дэйли и Дж. Миллера в данном процессе: Daily J. The Idea of Absolutism in Seventeenth Century England // Historical Journal, 1978. Vol. XXXI. P. 227-250; Miller J. The Potential for Absolutism in Later Stuart England // History, 1984. Vol. 69. P. 226; Ibid. Absolutism in Seventeenth Century Europe. L., 1990. Общее положение вещей в отношении концепта абсолютизма в современной историографии см.: Хеншелл Н. Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени. СПб., 2003.
149
См.: Берман Г. Дж. Право и вера в трех революциях. В кн: Вера и закон: примирение права и религии. М., 2008. С. 124.