Партия тори-консерваторов и «конституционная революция» 1822-1835 гг. в Великобритании
Шрифт:
Элиты Р. Лахманн определяет как группы лиц, обладающие политической властью, возможностью присваивать ресурсы не-элит и входящие в обособленный организационный аппарат. Элита сама по себе определяется характеристиками того организационного аппарата, в который она входит. Общество состоит из нескольких соперничающих элит, и суть этого соперничества заключается в стремлении каждой отдельной элиты к защите и расширению автономии и власти по сравнению с соперничающими элитами и производителями, которые являются объектами присвоения. Социальные и политические изменения производятся элитами, действующими для себя, путем использования политических институтов того организационного аппарата (государства), в который она входит. По мнению автора теории конфликта элит, общество редко управляется одиночными элитами, а в случае с «долгим XVIII в.» – практически никогда. Происходит это вследствие того, что трансформация общества на этапе перехода от традиции к современности всегда создает для различных политических групп возможность извлекать ресурсы не-элит таким образом, что другие элиты должны или вынуждены принимать существующее положение для того, чтобы сохранить собственный доступ к ресурсам. 164
164
Там же. С. 32.
Нетрудно заметить, что элиты в описании Р. Лахманна подобны общественным классам в том отношении, что для обеих социальных групп наличествует объект присвоения в лице производящего класса. На этом, однако, сходство заканчивается. В терминах теории К. Маркса главный
Р. Лахманн также определяет смысл, основные направления и результаты конфликта элит. По его мнению, конфликтом элит является конкретная историческая ситуация, когда отдельная элита совершенствует свою способность преследовать собственные интересы, частично или целиком подчиняя организационный аппарат конкурирующей элиты своему собственному. Поскольку элиты являются частью политической системы, их организационный аппарат зачастую облечен в форму политических и государственных институтов – институтов власти и политического участия. Конфликт элит при этом неизбежно облекается в форму институционального противостояния, под воздействием которого государство и другие элементы политической системы общества претерпевают определенные изменения (трансформации) в рамках перехода от традиции к современности. 165
165
Доказательством эвристической ценности такого подхода является то, что конституционный конфликт 1640-1642 гг., предшествующий военной эскалации событий в ходе английской революции, может быть превосходно описан в рамках объяснительной модели, предложенной Р. Лахманном. См.: Указ. соч. С. 33.
Теория конфликта элит Р. Лахманна, несомненно, явилась результатом критического осмысления материала, который был накоплен британской историографией в процессе изучения истории парламента и партийно-политической системы страны к началу нашего столетия. Как и в случае описанной выше проблематикой «конституционной революции» 1828-1832 гг., новый всплеск внимания к которой был инспирирован теоретическими обобщениями Д. Норта и Дж. Уоллиса, появление теории конфликта элит привело к более взвешенной оценке ряда аспектов в изучении истории английской партийно-политической системы на протяжении «долгого XVIII в.». Современные британские историки проявляют все большую осторожность в отношении датировки процесса зарождения политических партий. Сегодня уже мало кто из специалистов полагает, как это делали полвека назад И. Балмер-Томас, Г. Холмс и Дж. Бартон, что в период пребывания у власти последних Стюартов, Вильгельма Оранского и королевы Анны, тори и виги представляли реальное разделение интересов по основополагающим политическим и религиозным вопросам. 166 Уже к середине 70-х гг. прошлого века возобладал более осторожный взгляд, в соответствии с которым исключительный кризис периода Реставрации стал лишь толчком к структурированию новой политической элиты. 167 Вслед за профессором Вустерского колледжа (Огайо) Р. Уолкоттом, большинство британских историков, изучающих партийно-политическую систему страны в XVIII в., полагают, что парламент, а следовательно, и политическая элита в целом были разделены тогда не на партии в современном смысле слова, а на множество фракций – группировок, скреплявшихся родственными, профессиональными, должностными и прочими связями, а также отношениями патронажа. 168 Замечания Р. Уолкотта имеют, как представляется, принципиальное значение. Американский профессор обратил внимание на то обстоятельство, что наличие различных политических группировок в парламенте представляло существенную черту британской политической жизни, причем прочность социальных связей внутри подобных «групп интересов» зачастую была намного больше, нежели внутрипартийные связи. К концу прошлого – началу нынешнего столетия вполне оформился еще один взгляд на проблему, в соответствии с которым кардинальные сдвиги в процессе образования партий пришлись на время первой парламентской реформы 1832 г. Именно тогда началось реальное размежевание либералов и консерваторов, обыденным делом стала выработка идеологических платформ и организационных структур, захватившая период до середины XIX в. 169 В целом период с 1770-х по 1820-е гг. все чаще оценивается как время возрождения и усиливающейся консолидации вигов и тори, переживающих переход от фракций к партиям. 170
166
См.: Bulmer-Thomas I. The Growth of the British Party System, 1640-1923. Vol. 1. L., 1967; Holmes G. British Politics in the Age of Anne. L., 1967; Burton J. F., Riley R. W., Rowlands E. Political Parties in the Reigns of William III and Anne: the Evidence of the Division Lists. L., 1968.
167
См.: Horwitz H. Parliament, Policy and Politics in the Reign of William III. Manchester, 1977; Jones J. R. Country and Court: England 1658-1714. Cambridge, 1978.
168
См.: Walcott R. English Politics in Early Eighteen Century. Cambridge, 1968. P. 69. Р. Уолкотт выделял три политические группировки в парламенте («интересы двора», «родственные связи» и «независимое сельское джентри»), в основе которых лежали личные взаимоотношения , а не общие цели в отстаивании политических принципов и проведения единого политического курса. См. также: Speck W. A. Tory and Whig: The Struggle in The Constituencies. L., 1970; O'Gorman F. The Emergence of the British Two-Party System, 1760-1832. L., 1982; Mitchell L. The Whig World, 1760-1837. L., 2007.
169
См.: Айзенштат М. П. Власть и общество Британии 1750-1850. М., 2009. С. 13; Blake R. The Conservative Party from Peel to Thatcher. L., 1985; Stewart R. The Foundation of the Conservative Party, 1830-1867. L., 1978; Coleman B. Conservatism and the Conservative Party in Nineteenth Century Britain. L., 1988.
170
Cм.: Согрин В. В. История партийно-политической системы в Великобритании: анализ немарксистских концепций // Новая и новейшая история. 1988. № 5.
Исследование политической системы Великобритании первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в. в координатах, предложенных Р. Лахманном в его объяснительной модели внутриэлитного конфликта, предполагает самое пристальное внимание к политической эволюции английского парламента на протяжении «долгого XVIII в». Будучи важнейшим элементом политической системы страны, парламент представлял собой учреждение, где конфликты внутри элиты могли обсуждаться и получить разрешение в рамках текущей политической повестки. Поэтому вопросы, связанные с формированием и функционированием парламента, становлением и развитием парламентской процедуры, а также реформой политического представительства, составили отдельный и весьма насыщенный исследовательскими позициями сюжет в британской историографии.
Парламент и парламентские свободы были и остаются важнейшими составляющими уникальной английской политической культуры. С конца XV в., когда с легкой руки Дж. Фортескью утвердилось представление об особой роли парламента в английской политической системе, парламентские свободы стали едва ли не главным элементом английской политической мифологии. 171 В Англии эпохи Тюдоров и Стюартов представление о том, что парламент – явление специфически английское,
171
См.: Fortescue J. Commendation of the Laws of England / Translation of «De Laudibus Legum Angliae». Ed. by F. Grigor. L., 1917. Фортескью (Fortescue) Джон (около 1394 - около 1476), английский юрист, политический мыслитель и государственный деятель. В 1422 г. стал главным судьей палаты общих тяжб, в 1460 г. назначен лордом-канцлером. Важнейшее из его политических сочинений - трактат «О природе естественного закона» (De natura legis naturae), первая часть которого говорит о различных формах государственного строя: неограниченной монархии (dominium regale), республики (dominium politicum) и ограниченной (смешанной) монархии (dominium politicum et regale). Дж. Фортескью написал также для принца Ланкастерского латинский трактат «Похвала английским законам» (De laudibus legum Angliae, 1470 г.). Исходя из различия абсолютной и ограниченной монархии, примером которых служит для него Франция Людовика XI и Англия его времени, Дж Фортескью всячески старается доказать преимущества второй над первой. Разбор концепции Дж. Фортескью см.: Koenigsberger H. G. Dominium Regale et Dominium Politicum et Regale. Inaugural Lecture at King's College, London, 1975.
172
См.: Buckle H. T. History of Civilization in England. L., 1873. Vol. III. P. 186; Sayles G. O. The King's Parliament of England. L., 1975. P. 33 (о позиции У. Стаббса).
173
См. критику этой историографической позиции у Дж. Р. Элтона и К. Расселла: Elton G. R. Tudor Government: the Points of Contact. I. The Parliament // Transactions of the Royal Historical Society. 1976. Vol. XXIV; Russell C. The Nature of Parliament in Early Stuart England. In: Before the English Civil War / Ed. by H. Tomlinson. L., 1983. P. 132-134.
Большинство отечественных специалистов по истории британского парламентаризма и сегодня исходят из того, что английский парламент уже в конце XVII в. превратился в постоянно действующий и независимый орган законодательной власти с определенным кругом полномочий. 174 Их британские коллеги более осторожны, указывая, что в первой трети XVIII в. парламент скорее обрел лишь собственные прерогативные полномочия. Наличие последних, в свою очередь, вовсе не означает механического превращения парламента в законодательный орган в современном смысле слова. По мнению Д. Фишера, для этого потребовался век постепенных конституционных изменений, завершившийся «конституционной революцией» конца первой трети XIX в. 175
174
См.: Семенов С. Б. Английский парламент: от сословного представительства к современному парламентаризму // Таврические чтения 2013. Актуальные проблемы парламентаризма: история и современность. Международная научная конференция Межпарламентской ассамблеи государств СНГ. Центр истории парламентаризма. М., 2014. С. 82-85.
175
См.: Fisher D. R. History of Parliament: the House of Commons, 1820-1832. Cambridge, 2009. Сходного взгляда на проблему придерживается и Дж. Кларк. См.: Clark J. C. D. English Society, 1660-1832: Religion, Ideology and Politics During the Ancien Regime. Cambridge, 2000.
Если парламентская история и история партийно-политической системы являются традиционными объектами изучения в британской историографии, в отношении которых теоретическая концепция Р. Лахманна оказывается весьма полезной с точки зрения расширения исследовательского контекста, то этого нельзя сказать о работах, посвященных истории двора в эпоху «великолепных Георгов». В конце 70-х гг. прошлого века Х. Смит, изучая природу монархической власти в георгианскую эпоху, обратила внимание на трансформацию представлений о сакральности королевской власти, столь характерных для общества «старого порядка», и отметила постепенное сокращение политических функций двора. По ее мнению, к последней трети XVIII в. двор утратил политическую функцию, сохранив, однако, важную социальную роль в жизни элиты. 176
176
См.: Smith H. George I: Elector and King. L., 1978, P. 12-17. См. также ее более позднюю обобщающую работу: Smith H. Georgian Monarchy: Politics and Structure, 1714-1760. Cambridge, 2006.
С этого времени характерной чертой британской историографии стало постепенное ослабление внимания к роли двора в политическом процессе. 177 Очевидно, что после 1688 г., когда в качестве элемента политической системы к двору добавился ежегодно собираемый парламент, внимание историков переключилось на события, происходящие в Вестминстере. С этого момента именно парламент воспринимается как главный центр политической жизни, а историки описывают по преимуществу партии и выборы, с которыми связывалось зарождение современной политики. Двор стали обходить вниманием, и совершенно напрасно, поскольку в рамках королевской прерогативы английских монархов двор – это своего рода сортировочный пункт, где политическая нация (т. е. те, кто осуществлял центральное или местное управление) получала королевские милости. Управление этой нацией оставалось основной функцией двора на протяжении всего «долгого XVIII в.». В условиях, когда парламент, не будучи связан с репрезентативными механизмами современного типа, по сути назначал себя сам, формирование парламентского корпуса представлялось одной из важнейших функций двора. В этом отношении парламент – лестницу к власти не стоит путать с парламентом – вместилищем власти. 178
177
См.: Elton J. R. Tudor Government: the Points of Contact. III. The Court // Transactions of the Royal Historical Society. 1976. Vol. XXVI; Starkey D. The English Court from the Wars of the Roses to the English Civil War. L., 1987. P. 102.
178
См.: Beattie J. M. The English Court in the Reign of George I. Cambridge, 1967; Gregg E. Queen Anne. L., 1980.
Таким образом, к началу нашего столетия в британской историографии конституционного устройства и партийно-политической системы страны первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в. сложилась весьма интересная и противоречивая ситуация. Основная историографическая интенция по отношению как к заявленному периоду, так и более широкому временному отрезку, включающему в себя комплекс событий между Славной революцией 1688 г. и первой парламентской реформой 1832 г., выразилась в осторожной, но вполне последовательной «терапевтической» критике, своего рода «консервативном ревизионизме» ключевых концепций традиционной вигской историографии, сложившихся к середине прошлого столетия. Современные британские исследователи все больше склоняются к тому, что базовый тезис вигской историографии, в соответствии с которым после событий Славной революции 1688 г. в стране возникла конституционная монархия, нуждается если не в полном пересмотре, то в существенном уточнении.