Партия тори-консерваторов и «конституционная революция» 1822-1835 гг. в Великобритании
Шрифт:
Монархия Вильгельма III и Марии имела иную юридическую природу, поскольку совершенно другими оказались формы ограничения королевской власти. Источником легитимности английской короны после 1688 г. впервые в конституционной истории страны стал парламентский акт, оформленный в виде статута. Таким образом, экстраординарная прерогатива поздних Стюартов оказалась ограниченной статутным правом так же, как ординарная прерогатива их ранних предшественников ограничивалась парламентом. Это, однако, не означает, что данная прерогатива исчезла полностью. Британские монархи на протяжении «долгого XVIII в.» сохраняли титул защитников веры, и религиозные вопросы оказывали важное, а подчас, как будет показано ниже, ключевое влияние на политическую повестку вплоть до первой трети XIX в. С другой стороны, ординарная королевская прерогатива, проводником которой являлся парламент, оказалась фиксированной в своих границах там, где она затрагивала права и свободы подданных английской короны. Эта перемена также была осуществлена парламентом при помощи статутного права. По сути, в результате событий 1688 г. возникла не конституционная монархия современного типа, и не «парламентская монархия», как это некогда представляли себе историки традиционного вигского направления, но лишь новая форма ограниченной монархии. Характерной особенностью последней стал комплексный характер ограничения королевской прерогативы. Ординарная составляющая последней традиционно регламентировалась общим правом и парламентом как проводником ординарной прерогативы. В этом отношении Славная революция если и внесла нечто новое в традиционную конституционную конструкцию английской монархии, то лишь в том отношении, что была ограничена возможность монарха использовать ординарную прерогативу вопреки смыслу общего права.
Это имело два важных следствия для последующей трансформации ключевых политических институтов, институтов участия и политических практик, характерных для Великобритании на протяжении XVIII – первой трети XIX вв. Ограничение прерогативных полномочий короны актами парламента, оформленное в виде статутов, способствовало дальнейшему укреплению характерной для английского общего права убежденности в том, что положения статутов представляют собой юридическую форму контракта между обществом и властью. 199 В этом отношении ограниченная монархия поздних Стюартов имела ярко выраженный персональный характер. 200 Статутные ограничения королевской прерогативы привели к тому, что парламент, оставаясь важнейшим институтом осуществления ординарной прерогативы, получил закрепленную прецедентом возможность формировать собственную политическую повестку. При этом следует помнить, что, как это обычно случается в английской конституционной традиции, от наличия формальной возможности формировать такую повестку до ее реального воплощения в политической практике всегда имеется определенная дистанция. Тем не менее, общее направление эволюции английского парламента от проводника ординарной прерогативы к законодательному органу в современном значении этого термина, было заложено уже в конце XVII в. 201
199
Об этом говорил еще Э. Кок в одной из речей в парламенте 1621 г. См.: Соке E. The Selected Writings and Speeches of Sir Edward Coke / Ed. by S. Sheppard. Indianapolis, 2003. Vol. 3. P. 1181.
200
Эта монархия была персональной в том отношении, что пределы королевской власти в сфере ординарной королевской прерогативы устанавливались статутом, воспринимаемым как разновидность контракта. Термин «персональная монархия» достаточно хорошо известен, поэтому, как представляется, не имеет смысла отыскивать для описания данной политической системы специальный термин, как это сделал В. А. Томсинов, назвав ее «монархией «Билля о правах». См.: Томсинов В. А. Декларация о правах, принятая Конвентом Англии 12 февраля 1689 г. // Правоведение. 2009. № 5. С. 262. Аналогичным образом, описание системы ограничений королевской власти в Англии «долгого XVIII в.» при помощи специального термина «Ганноверская монархия», как это делает В. В. Пономарева, едва ли оправдано. См.: Пономарева В. В. Генезис британского парламентаризма. XIII - начало XIX вв. (историко-правовое исследование). Дисс. на соискание ученой степени доктора юридических наук. Красноярск, 2002.
201
После 1688 г. ограниченная монархия существовала благодаря созданию прецедента об изменении порядка престолонаследия согласно статуту. Однако, если кто-то из современников и думал о том, что Славная революция 1688 г. коренным образом изменила природу королевской власти в Англии, то Вильгельм III об этом, по-видимому, не подозревал. Он восседал на королевском троне, словно был одним из Тюдоров. На конном портрете кисти Неллера он выглядел, как «король-солнце», но более изящно, а построенный им дворец в Гемптон-Корт был просто Версалем-на-Темзе. См.: Хеншелл Н. Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейских монархий раннего Нового времени. Спб., 2003. С. 132. Обычно процесс централизации законодательной власти отождествляют с абсолютизмом. Верно обратное: укрепляя свою власть, монархи нуждались в парламентском одобрении наиболее важных законов. См.: Myers A. R. Parliaments and Estates in Europe to 1789. L., 1975. P. 30. Королевские прерогативы никогда не смогут быть ограничены раз и навсегда. До 1965 г. компенсация, выплачиваемая за имущество, захваченное во время войны, являлась частью прерогатив монарха. В 1982 г. правительство реквизировало частные суда для Фолклендской войны на основании чрезвычайной прерогативы короны. См.: Wade H. W. R. Administrative Law. Oxford, 1961. P. 809-813; Turpin C. British Government and the Constitution. L., 1985. P. 343-344. Сегодня королевская прерогатива делегирована лидеру партии большинства в парламенте, но ее границы продолжают определяться постепенно, путем проверки в судах. И если прерогатива применяется и сегодня, следовательно, существует и проблема проведения границы между нею и правами подданных. См: Turpin C. British Government… P. 56, 320-323.
Таким образом, основным содержанием процесса эволюции партийно-политической системы, институтов политического участия и политических практик на протяжении XVIII – первой трети XIX вв., стал постепенный переход ряда прерогативных полномочий монархии в руки парламента, тесно связанный с постепенным формированием принципа ответственности правительства. Кроме того, прекращение обращения короны к прерогативными полномочиям, постепенный отказ от права вето и использование парламентского большинства как надежной опоры достижения необходимого результата при решении самых различных вопросов текущей политики стали важными аспектами такой эволюции. Появление в парламенте прообразов политических партий, оформленных в виде аристократических фракций, использующих влияние при дворе в качестве одного из ключевых инструментов текущей политики, а также оформление кабинета министров в качестве органа, относительно самостоятельного в процессе принятия политических решений, дополняли картину очень сложной эволюции английской политической системы в XVIII – первой трети XIX вв. Кроме того, наличие отработанной парламентской процедуры, имеющей опору на общее право, способствовало успешному функционированию парламента в условиях отсутствия репрезентативной системы политического представительства, однако оформление современной конституционной модели было связано с событиями «конституционной революции» первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в.
Столь сложная и многоаспектная трансформация партийно-политической системы, институтов политического участия и политических практик, произошедшая в Великобритании на протяжении «долгого XVIII в.», стала предметом активных историографических дискуссий. Когда в середине 80-х гг. прошлого века стало очевидно, что традиционный вигский взгляд нуждается в уточнении, появился ряд работ, в которых были артикулированы новые подходы к исследованию рассматриваемой проблемы. 202
202
Либеральная концепция в историографии господствовала до начала 30-х гг. XX в., затем до конца 50-х гг. возобладал более консервативный подход. С середины 60-х гг. начался пересмотр обеих концепций, продлившийся до конца столетия. Основными сюжетами стали уровень политического размежевания и соотношение сил в парламенте конца XVIII – начала XIX вв., причины проведения и политический смысл первой парламентской реформы, а также процесс институционализации политических партий. Основные работы, иллюстрирующие указанные течения в историографии проблемы, следующие: Namier L. The Structure of Politics at the Accession of George III. Vol. I-II. L., 1928; Butterfield H. The Whig Interpretation of History. L., 1931 (переиздана в 1965 г); Namier L., Brooke J. The History of Parliament: the House of Commons, 1754-1790. Vol. I-III. L., 1964 (либеральная историография); Gash N. Reaction and Reconstruction in English Politics, 1832-1852. Oxford, 1965; Cannon J. Parliamentary Reform, 1640-1832. Cambridge, 1973 (консервативный подход); Clark J. C. D. The Dynamics of Change. The Crises of the 1750-s and English Party System. Cambridge, 1982; Black J. A New History of England. Sutton, 2001 (ревизионизм). См. также основные историографические обзоры: History and Historians in the Twentieth Century / Ed. by P. Burke. Oxford, 2002; Виноградов К. Б. Очерки английской историографии нового и новейшего времени. Л., 1975; Согрин В. В., Зверева Г. И., Репина Л. П. Современная историография Великобритании.
Дж. Кларк в обобщающей работе, посвященной исследованию различных аспектов идеологии, социальной структуры и политической практики Великобритании от Славной революции 1688 г. до парламентской реформы 1832 г., попытался наглядно показать, что в этот период Англия оставалась традиционной страной «старого порядка». Подтверждение этому тезису он нашел в традиционности политических институтов, сильной национальной церкви и религиозности большинства населения, монархии, опирающейся на всеобщую поддержку, а также в социальном преобладании наследственной землевладельческой аристократии. Именно Дж. Кларк обратил внимание на то, что в свете новых историографических достижений традиционная концепция «конституционной революции» в том виде, как она была некогда изложена Дж. Бестом и Р. Хоулом, нуждается в корректировке и уточнении. 203
203
Clark J. C. D. English Society, 1688-1832. Ideology, Social Structure and Political Practice during the Ancien Regime. Cambridge, 1985. С. Б.Семенов справедливо отмечал, что подходы, выработанные Дж. К. Кларком, составили эпоху в английской историографии. См.: Семенов С. Б. Радикальное движение и борьба за парламентскую реформу в Англии во второй половине XVIII в. Самара, 2008. С. 25. Следует также отметить, что Дж. К. Кларк был одним из первых, кто обратил пристальное внимание на роль общего права в эволюции политических институтов страны.
Частичная ревизия концепции Дж. Кларка была предпринята Дж. Блэком. Он актуализировал проблему исследования политических институтов в координатах «традиция-модернизация-трансформация». Дж. Блэк утверждал, что в XVIII – первой трети XIX вв. политическую повестку по-прежнему определяла элита, представленная в виде парламентских фракций, тогда как на долю общества оставались лишь весьма дозировано выделяемые разъяснения, что характерно для идеологически консервативного, а не открытого общества. Также Дж. Блэк обратил внимание на сложный и комплексный характер процесса репрезентации политических интенций парламентских фракций, подчеркнув корпоративную закрытость парламента и его стремление ограничить влияние публики на процесс принятия значимых политических решений. 204 В свою очередь, Х. Смит, исследуя природу монархической власти в георгианскую эпоху, рассмотрела основные направления трансформации представлений о сакральности королевской власти, столь характерной для общества «старого порядка», и изучила процесс сокращения политических функций двора. По ее мнению, уже к последней трети XVIII в. двор фактически утратил политическую функцию, сохранив, однако, важную социальную роль в жизни элиты. 205
204
См.: Black J. British Politics and Society from Walpole to Pitt, 1744-1789. L., 1990. P. 4-5.
205
См.: Smith H. George I: Elector and King. L., 1978, P. 12-17; Smith H. Georgian Monarchy: Politics and Structure, 1714-1760. Cambridge, 2006. Сходных взглядов придерживается Ф. Манов, специально исследовавший эту проблему на примере Англии и Франции. См.: Манов Ф. В тени королей. Политическая анатомия демократического представительства. М., 2014.
Таким образом, в современной английской историографии существуют две противоположные концепции. Первая исходит из убежденности в развитом характере публичной сферы и незначительной роли монархии. Вторая настаивает на традиционном характере общества, важной роли монархии, поддерживаемой политической элитой, и значительном влиянии англиканской церкви.
§ 2. Политические партии и система политического представительства. Парламент в политической системе Великобритании «долгого XVIII в.»
Еще один дискуссионный для современной британской историографии вопрос связан с определением времени зарождения политических партий в Великобритании. Одни исследователи связывают их появление с исключительным кризисом периода Реставрации, другие – с политической борьбой вокруг парламентской реформы 1830-х гг. Сторонники более осторожного подхода относят появление современной партийной системы страны к середине – второй половине XIX в., увязывая этот процесс с образованием либеральной и консервативной партии. 206 По мнению большинства исследователей английской партийно-политической системы, кардинальные сдвиги в процессе образования партий происходят в период между началом Французской революции 1789 г. и парламентская реформой 1832 г. Именно тогда наметилось реальное размежевание либералов и консерваторов, началась выработка идеологических платформ и организационных структур. При этом традиционная для классической вигской историографии точка зрения, согласно которой реформа 1832 г. спасла страну от социального взрыва, в последнее время подверглась существенному пересмотру. 207
206
См.: Blake R. The Conservative Party from Peel to Thatcher. L., 1985; Stewart R. The Foundation of the Conservative Party, 1830-1867. L., 1978; O'Gorman F. The Emergence of the British Two-Party System, 1760-1832. L., 1982; Coleman B. Conservatism and the Conservative Party in Nineteenth Century Britain. L., 1988; Mitchell L. The Whig World, 1760-1837. L., 2007.
207
См.: Айзенштат М. П. Британия Нового времени. Политическая история. М., 2007; Trevelyan G. M. British History in the Nineteenth Century and After. L., 1937; Gash N. Reaction and Reconstruction in English Politics, 1832-1852. Oxford, 1965; Cannon J. Parliamentary Reform, 1640-1832. Cambridge, 1973; The Great Reform Bill of 1832: Liberal or Conservative? Ed. by G. A. Cahill. Lexington, 1969.
По справедливому замечанию С. Б. Семенова, история партийно-политической системы Англии на протяжении XVIII и первой трети XIX в. составляет «слишком самостоятельный сюжет» в английской историографии. Традиционно существующий здесь разрыв между политической и конституционной историей зачастую мешает рассмотрению сюжетов, традиционно относимых к истории партийно-политической системы, в более широком историческом контексте, включающем вопросы, связанные с конституционной эволюцией страны. 208 Тем не менее, с середины 80-х гг. прошлого века в британской историографии утвердился взгляд, в соответствии с которым уже в последней трети XVIII в. важную роль в процессе достижения консенсуса между различными группировками политической элиты становятся постепенно формирующиеся парламентские фракции – прообразы будущих политических партий. В этот период парламентские группировки тори и вигов являлись одним из механизмов, посредством которого вырабатывалось консолидированное мнение по ключевым вопросам текущей политики в условиях, когда политическое представительство сохраняло корпоративный характер, и не было связано с современными демократическими механизмами и конституционными ограничениями.
208
См.: Семенов С. Б. Английский парламент: от сословного представительства к современному парламентаризму // Таврические чтения 2013. Актуальные проблемы парламентаризма: история и современность. Международная научная конференция Межпарламентской ассамблеи государств СНГ. Центр истории парламентаризма. М., 2014. С. 84.
Однако среди исследователей нет единства в отношении того, насколько эффективен был партийный механизм для управления электоратом и для поддержания фракционной дисциплины в парламенте. Также дискуссионным является вопрос о том, что представляли из себя партии XVII в. в отношении их организационной структуры и политической идеологии. Современная историография проблемы берет свое начало в середине прошлого века. Как было показано выше, до этого времени основное внимание исследователей было сосредоточено на парламентской и административной истории. Теперь же в центре внимания оказалась историческая эволюция британской партийно-политической системы и ее главных участников – тори и вигов в XVIII – первой трети XIX в. Именно в это время формируется проблематика исследований, затрагивающая такие вопросы, как время становления партийно-политической системы и основные этапы ее развития, характер политических партий и особенности их организационного строения в различные исторические периоды, а также оценка влияния партийной системы на конституционное устройство и процесс государственного управления.