Партизанская богородица
Шрифт:
— У этого министра одно на уме — девок лапать.
— Девки наши слободские сами не промах, — возразил Сергей, — не приучены отказывать.
— Не все такие.
Сергей засмеялся.
— В семье не без урода. — И, сразу построжев, предупредил Палашку: — Поздно по слободе не ходи. Не этот, так другой привяжется.
— Что же это за партизаны! — возмутилась Палашка. — Ждали их, как бога, а они безобразничать пришли!
— Ждали отряд Бугрова, — сказал Сергей, — а откуда этот свалился, сам не пойму. Спрашивал я командира
— И ты с ними? — встревожилась Палашка.
Сергей улыбнулся.
— Тебя еще уговаривать.
— Ты ж теперь самый главный на заводе. Председатель.
— Слушай сеструха, — серьезно, почти строго сказал Сергей,— ты ведь понятливая у меня. Сама говоришь, самый главный. А главный должен передом идти. Мы у себя совет выбрали. Значит, советская власть. В Москве и Питере тоже советская власть! А в Омске Колчак правит. И по всей Сибири, от Урала и до самого Японского моря, колчаковские генералы да атаманы сидят, душат нашего брата, рабочего и крестьянина. Покудова им шею не свернем, не будет нам жизни. Поняла?
Палашка вздохнула.
— Конца-краю этой войне не будет!
— Будет!
Сергей притянул к себе Палашку. Она по-ребячьи уткнулась лицом ему в грудь. Он ласково потрепал ее по крутому плечу.
— Будет конец, сестренка! Чем веселее воевать будем, тем ближе конец. Вот отвоюемся, жениха тебе найдем, на свадьбе твоей спляшем и станем жить-поживать да добра наживать.
— Тебе бы все токо пересмешничать, братка...
...Через три дня Сергей вернулся с перевязанной рукой. Уходили с ним сорок мастеровых, возвратились после боя под Братском — шестнадцать...
Рабочий взвод принял на себя основной натиск отлично вооруженных и надежно вымуштрованных солдат капитана Белоголового. Партизаны Смолина оказались слабы в бою с опытным противником. Стали откатываться после первого же ответного удара. Тогда Смолин сам вырвался вперед, пытаясь личным примером воодушевить дрогнувших бойцов. И упал, намертво сраженный меткой пулей. Если бы не упорство рабочего взвода, весь смолинский отряд был бы уничтожен в этом бою.
Когда стемнело, отступили по тулунскому тракту. В пути разделились. Рабочие берегом реки Долоновки ушли на завод, остатки разгромленного смолинского отряда уходили по тракту на Шаманово.
Обо всем этом узнала Палашка из разговора Сергея с Семеном Денисовичем. За стариком сама же и сбегала, как только вернулся братан.
Семен Денисович выслушал невеселый рассказ Сергея, долго молчал, курил свою носогрейку.
— Одним, своей силой, нам завод не отстоять, — сказал Сергей. — Что станем делать, Денисыч?
— А кто за нас отстаивать будет? — в словах старика был упрек.
— Лучшие бойцы полегли. Опять же, и оружия нету.
— Завод есть.
Из маленькой угловой комнаты, выгороженной в избе тесовой переборкой, подала голос Лиза.
— Всех нас в могилу сведет это начальство. Хоть бы ты, Семен Денисыч, образумил его.
Сергей нахмурился, но, не желая сердить больную, проговорил как мог мягче:
— Полно, Лизанька!
— У тебя один разговор, полно да помолчи. А мне уж невмоготу молчать! — Чувствовалось, она тоже сдерживается, чтобы не сорваться на крик со слезой. — Подумал бы, кончится эта заваруха, вернется хозяин да исправник с казаками, всех порешат. Кузьку бы пожалел!..
— Заваруха кончится — не будет ни хозяина, ни исправника! — жестко сказал Сергей.
Денисыч глянул на него поверх очков, с укором покачал головой.
Сергей встал, подошел к проему в переборке, завешенному ситцевой шторкой.
— Не тревожься, Лизанька. Больше одну тебя здесь не оставлю.
Лиза тяжело вздохнула.
— Верить тебе...
Палашка всегда сердилась на невестку, когда та попрекала Сергея. Тут в первый раз стало ее жалко. Как же он ее не оставит?.. Неужто с собой возьмет, больную?..
Лиза смолкла. Сергей постоял немного, опустил занавеску, вернулся к столу.
— Мастеровые найдутся, мастеров нету, — сказал он Семену Денисовичу. — Один Василий Михалыч не сбег, с нами остался... и того сгубили гады. Вагранку задуть — не пустяк...
— Сорок лет возля ее простоял...
— Одного опасаюсь, — помолчав, продолжал Сергей. — Кому наготовим оружия? Хоть и попрекнул ты меня, Семен Денисыч, я опять скажу: самим нам завод не отстоять.
Денисыч промолчал. Он набивал трубку. Набивал очень долго.
— Чай, не зря ума Санька Роману соопчал. — Палашка навострила уши. — ...Считай, неделя прошла. Жду, каждый день жду... С утра задуем вагранку.
Она тоже ждала. Каждый день ждала... Может, так просто, по озорству поцеловал он ее тогда вечером, накануне того дня, как ушел в низовья разыскивать партизанский отряд Бугрова?.. Может, и по озорству... а она ждала...
...Санька Перевалов пришел вечером, когда вся семья при тусклом свете крохотной коптилки сидела вокруг стола за чугунком вкусно дымившей картошки.
Без стука отворил дверь, без спросу вошел в избу.
Сергей встал из-за стола, но его опередил Кузька.
— Дядя Саня! — и повис у него на шее, дрыгая ногами.
Лиза, встревоженная, застыла с картофелиной в руке.
Палашке казалось, все смотрят на нее, хотя никому из домашних в эту минуту не было до нее дела. А Санька (вот бессовестный!) мимоходом пребольно ущипнул ее за руку.
— Беспечно живете! — бросил Санька, усаживаясь за стол. — Ждете, пока жареный петух в мягкое место клюнет?