Партизанская богородица
Шрифт:
— Разве твоя и моя жизнь дороже, чем жизни сотни товарищей! — говорит Брумис.
— Эх, язви твою душу! Против тебя рази выспоришь!..
— Других предложений нет? — спрашивает Бугров. — Пиши себе мандат, Владимир Яныч!
Петруха достает из кармана штанов круглую гранату-лимонку, подбрасывает на ладони.
— Еще бы парочку. Случаем, неустойка — всех к богу в рай!
— Оружие не берем, — говорит Брумис. — Не за тем идем.
Отстегивает кобуру нагана и кладет на стол.
— Точно, — подтверждает
Брумиса и Петруху провожает весь отряд.
Мужик, доставивший пакет, первым ступает в лодку.
— Грести-то кто может из вас?
— Не лыком шиты, — отвечает Петруха.
Мужик берет весло и садится в корму. Петруха садится в греби. Брумису остается место в носу лодки.
Загруженную лодку не стронуть с места.
Бородатый партизан, стоящий ближе всех, подходит, берется за нос.
Заметив на руке Брумиса подаренные Вагановым часы, говорит:
— Ты, друг, может, и не вернешься. Оставь нам часы.
— Где у тебя совесть! — попрекает Петруха.
Но Брумис, промедлив всего одно мгновение, — дорогой подарок, память о товарище! — снимает часы, отдает бородатому.
— Он прав, — говорит Брумис Петрухе, — в отряде часы нужны.
Петруха гребет размашисто и сильно. С каждым ударом весел лодка рывком подается вперед.
— Греби не сломай! — остерегает мужик.
Он ведет лодку впритирку к берегу, здесь течение много слабее. Скоро люди, стоящие на берегу, сливаются в одно серое пятно, а затем и совсем скрываются, заслоненные изгибом берега.
— Эх, навались! — командует сам себе Петруха. — Может, последний раз довелось пробежать по матушке Ангаре...
Об этом же думает и Брумис.
— Ты Вепрева самого видел? — спрашивает он мужика.
— Самолично мне пакет вручал.
— Как он с виду?
— Фасонистый мужик. Росту хорошего и с лица чистый.
— Не про то. Нам с ним не целоваться. Верить-то ему можно, что он за Советскую власть?
— А кто ж его знает? — малость подумав, отвечает мужик, — На лбу не написано, чо у него в мыслях.
И этот неопределенный ответ почему-то успокаивает Брумиса.
— Мы пурламетеры! — гордо заявил Вепреву Петруха Перфильев.
— Парламентеры, — догадался Вепрев и весело, раскатисто расхохотался. — Эта должность вроде теперь ни к чему. — И пояснил: — Парламентеров посылает одна воюющая сторона к другой. А мы друг с другом воевать не собираемся. Мы не враги, а друзья!
— Давно ли подружились... — проворчал Петруха.
Его задело, что этот подтянутый и, как ему показалось, щеголеватый офицер, едва успевший спороть погоны, уже подсмеивается над ним — красным партизаном.
— Он прав, — урезонивая ощетинившегося Петруху, спокойно сказал Брумис и показал на красный флаг, укрепленный
— Вот я и говорю, давно ли! — упорствовал Петруха.
— Не пойми, друг, что допрашиваю, — сказал Вепрев Петрухе, — но хочу спросить: ты сам давно в партизанах?
— Да уж как-нибудь поболе твово! — все так же недружелюбно отрезал Петруха.
Вепрев улыбнулся.
— Вряд ли. — И уже серьезно, с достоинством: — я в Красной Армии с февраля восемнадцатого, а в партии большевиков с августа тысяча девятьсот семнадцатого года.
Петруха был озадачен.
— Как же ты в каратели подался?
Вепрев снова улыбнулся.
— Разве плохо?
И тогда Петруха понял.
— Ах, язви твою душу! — закричал он и кинулся обнимать Вепрева.
Вошли в избу, сели за стол.
По одну сторону Брумис и Петруха, по другую — Вепрев и его помощник Трофим Бороздин.
Брумис предъявил мандат.
— С печатью! — удивился Вепрев и, поднеся к глазам листок, прочел: — Военно-революционный штаб фронта Приангарского края. Здорово!
— Есть у нас один мастер, — сказал Брумис.
— А мы вас ждали только к ночи.
— И всем отрядом, — добавил Трофим Бороздин.
Голос у него был по фигуре — густой, низкий бас.
— Отряду надо время на сборы, а мы поторопились, — пояснил Брумис.
— Понятно! — сказал Вепрев. — Когда же ждать ваших?
— Завтра к обеду, — ответил Брумис и, предупреждая возражения Петрухи, ткнул его под столом ногой.
— Отлично! — сказал Вепрев, от которого не укрылось недоумение Петрухи. — Что ж, Трофим Васильич, — обратился он к помощнику, — надо покормить гостей. Проголодались с дороги.
— Потом, — остановил его Брумис. — Прошу собрать отряд!
— Это зачем же? — насторожился Бороздин.
— Передать приветствие Военно-революционного совета новому отряду бойцов Красной Армии, — торжественно произнес Брумис.
Встреча с бойцами окончательно рассеяла все подозрения Брумиса. Их радость и воодушевление были неподдельными. Брумиса засыпали вопросами, и он до хрипоты рассказывал о положении на фронтах и ближних, и дальних, хотя и у него сведения были далеко не самые свежие.
— Товарищи! — сказал наконец Бороздин. — Время к вечеру, а гости не кормлены.
После обеда Вепрев спросил Брумиса:
— Значит, не очень-то поверили нашему письму?
— Теперь могу сказать: сомневались, — ответил Брумис.
— Ты лично тоже сомневался? — спросил Бороздин.
— И я сомневался.
— Стало быть, на смерть шел?
Брумис в ответ пожал плечами.
— Вас сколько всех?
— С командиром сорок два.
— Хватило бы за двоих рассчитаться.
— Это как же понимать? — спросил Трофим Бороздин.