Пастыри чудовищ. Книга 2
Шрифт:
Аманда собирает поздние болотные травы. А Гроски я видала, он в трактир Злобной Берты пошагал. Говорил что про встречу с поставщиками кормов. Может, они уже вернулись? Иду к «Ковчежцу». По пути киваю Морвилу – тот идёт по каким-то своим делам. Морвил на ходу отвечает короткое «мрра» – он алапард вежливый.
Пяток минут болтаю с Сирилом-Сквором. Глажу его по перьям через прутья клетки, даю чутка сахарку – наш маленький секрет. Сквор радуется: «Красава!» У уже получше с речью. И он уже меня с Уной не путает.
Уна сидит в лекарской. Над какой-то книгой.
– А Аманда
Прохожу мимо двери комнаты, где Гроски и Янист живут… потом возвращаюсь, потому что что-то не так.
Приоткрытая дверь почти напротив лекарской. А это же дверь Нэйша, и она у него обычно закрыта. Да что там – всегда закрыта.
Комната у Нэйша – двойная, её в трактире для «важных особ» держали, которым нужна не только спальня, но и кабинет. У Гриз ещё такая. Две комнатки, между ними дверь. В кабинет к устранителю я заглядывала – ну, когда меня за ним посылали. Только это на пару секунд и было, сколько там успеешь рассмотреть. Стол, инструменты, а самое интересное – бабочки в рамках – и не поглядишь.
В кабинете тихо, и из соседней комнате ничего не доносится. Сама не замечаю, как просачиваюсь в кабинет, на стол и инструменты с книгами совсем не смотрю, потому что стена, вся в рамках, где бабочки… ух. Гляжу и гляжу, а они будто цветы, какие мне брат-Травник приносил. Одни со звёздами на крыльях, а другие как из бархата, а третьи будто радуги облопались.
А эту вот я вообще знаю. Маленькая, вся будто бы то ли в солнечных, то ли в золотых волосках. Это мне про неё Арбил рассказывал – будто бы этих бабочек сама Премилосердная Целительница Тарра вывела, да своими силами благословила. Если опылят какой цветок – тот сразу целебным становится.
– Нравится?
От тихонького голоса Нэйша подскакиваю на месте и чуть ли головой в стену с рамками не влетаю. Боженьки, ну вот и умеет же он шастать! Стоит весь такой у своего стола – в белой рубашке и до неприличия красивый. Чуть-чуть улыбается, и мне очень хочется сделать ноги.
Только у меня ноги в пол вросли, и к двери я ни шажочка не могу сделать.
– А… ага… Я просто… извините, дверь была открыта. Я не хотела лезть, просто… загляделась малость. Мо-можно посмотреть?
– Пожалуйста.
Вот же вляпалась, спаси Перекрестница. Хотя чего бояться? Не прикончит же он меня: Гриз его точно за такое прибьёт. И Мел. И Аманда.
Просто Нэйш такой со своим дартом и белым костюмчиком… Рядом с ним и не только мне не по себе. И вообще, его все кругом недолюбливают и сторонятся, разве вот только Уна всё вздыхает. Ха. Она мне говорила, что его просто никто не понимает, а так-то он совсем не такой…
Ну да, а зверей он разделывает от непонятости, наверное.
– А это латарра золотистая, да? – показываю на бабочку, про которую мне брат рассказывал.
– Верно, – долетает сзади. – Ты разбираешься в насекомых?
– Ну… интересуюсь малость… – угу, уцепа от навозного жука, может, и отличу. – Я только никогда не видела таких разных. А у них у всех есть всякие способности?
– Не у всех, но… у многих.
Моргаю,
– Удивительные создания, да… Это вот погорница самоцветная, живёт обычно там, где минералы или драгоценные металлы выходят наружу или залегают близко к земле. О крылья можно порезаться – они и напоминают-то чем-то камень. Эти шесть внизу – пятнистые обманки. Они очень разные – прихотливая окраска… Меняют её в зависимости от того, в какой местности обитают. И только после смерти перестают меняться – будто бы сохраняют в себе последнее место, в котором были. А вот голубой флёр. Светится в темноте даже ярче светлячков-фонарников.
– Ой. А я их и не видела как-то.
– Они очень редкие. Обитают в основном в Дамате – на юго-востоке… А это вот ирмелейский меченосец – тоже редкий подвид.
– Это потому, что у него на крыльях будто мечи скрещённые?
– Ещё у них есть жало. Правда, только у самцов. Эта, с тёмно-синими крыльями – королевская бархатница, у неё очень интересный механизм раскрытия дополнительной пары крыльев. От этого кажется, что она будто бы в платье…
Слушать я научилась ещё у ба. Где надо – вопросы вставляю, а где – охаю-ахаю. И как-то пропускаю тот момент, когда меня и впрямь начинает заедать любопытство. Потому что они такие все чудесные, что остолбенеть можно. Стояла бы, смотрела да слушала.
Нэйш поправляет рамку, в которой совсем уж удивительная бабочка. Снизу она будто серенькая, невидная, а сверху – будто пламя из крыльев выросло
– Венец коллекции, – он это прямо с нежностью говорит. – Традиита Фениа, бабочка-феникс. Маленькая и невзрачная, ни за что не рассмотреть. Пока она однажды не проявляет свою настоящую суть. Не становится ярче всех. Здесь она в редкий миг перехода.
Смотрю на фениксовую бабочку, на её несхожие половинки. Моргаю, как от огня.
– Ух. Я даже не знала, что такие бывают.
– Мало кто знает. Госпожа Арделл сетует, что нет даже приличных исследований по бестиям Кайетты. А то, насколько разнообразны насекомые… на самом деле интересует немногих.
Нэйш возвращается за свой стол, а я всё стою – не могу от этого собрания оторваться. Смотрю на них всех. На разноцветного Архонта Вериэлла и маленькую аталию Арнорро – это из известной легенды про бабочку, которая дала свет людям. А эта вот как василёк, Нэйш говорил – на западе её странно называют в народе: «я-тебе-верен» – будто символ верности она, значит.
Жалко, что они все неживые такие. Наверное, в полёте-то они куда красивее.
Так задумываюсь, что даже забываю совсем уж забываю бояться. Спрашиваю тихо:
– Зачем вы их собираете?
– Их любопытно изучать.
Устранитель теперь сидит за столом, а перед ним банка с незнакомой бабочкой. Угольно-черной и как бы шипастой. Наверное, успел достать из сумки, пока я на стенку пялилась.
Бабочка ещё живая: хлопает крыльями и бьётся о стенки банки.
Нэйш склоняет голову, следит за ней задумчиво этак. Водит пальцем по стеклу.