Patria o muerte
Шрифт:
Лопес пыхнул сигарой при этих словах, лицо диктатора скривилось — он даже не раз сам вел переговоры, и прекрасно знал, как эти две державы умеют «выкручивать руки». Янки до сих пор требуют полмиллиона долларов штрафа за своих «пострадавших» бизнесменов, головокружительная сумма, превышенная в сотню раз, и тогда отправили для «выбивания долга» полтора десятка вымпелов, вот только корабли пройти по реке не смогли. Но сейчас ситуация принципиально иная — эстуарий Ла-Плата хотя и мелководен, но глубины идут местами до двадцати футов, а потому Буэнос-Айрес могут раздолбать с моря в щебенку, если он присоединится к «обновленному», так сказать по итогам кампании «Тройственному альянсу». Как и Монтевидео — тот вообще на берегу океана расположен, он то и станет первой целью в
Последние слова Алехандро проговорил с трудом, они словно упали тяжелыми камнями, вернее зажглись на стене — «мене, текел, фарес». Это звучало как приговор — с парагвайскими порядками никто из соседей примириться не мог, страна, в которой вот уже два с половиной века существовали и процветали порядки далекие от мира капитала, должна была быть уничтожена и поделена, в полном соответствии с данной надписью.
— Ты сможешь что-либо сделать при нападении неприятельского флота? Вообще — можно ли им дать такой урок, чтобы отбить у них охоту диктовать нам свои условия?
— Защитить два уязвимых города не так и сложно — работы по торпедам продвинулись, их массированное использование в ночных атаках наших катеров отобьет охоту любому флоту входить в эстуарий Ла-Платы. Можно выставить мины на фарватерах, тоже весьма действенно, а если встанут на якоря то будет им полный «капец», — Алехандро закончил «смачным» русским словом, смысл которого раньше объяснял «хефе». И Лопесу оно понравилось и теперь вошло в обиход.
— У нас теперь есть гуарани, подготовленные как «боевые пловцы». А других не будем готовить, во избежание измены. Кроме того, если купим у Круппа восьмидюймовые казнозарядные пушки и к ним бронебойные снаряды, то набеги вражеских крейсеров перестанут представлять угрозу. Да и вообще — особой опасности они не представляют, если морская торговля не имеет решающего значения, а такое возможно только при автаркии, развитии собственной промышленности и разумного хозяйствования на имеющихся ресурсах и полезных ископаемых. И главное…
Алехандро остановился, раскуривая сигару. Странно, но после бессонной ночи он чувствовал прилив физических сил, будто все утраченное быстро восстанавливалось. Вероятно такова сила искренней женской любви, а то что случилось не имеет другого объяснения.
— Нас могут атаковать с моря, но кораблям нужны для стоянки порты. Если рухнет бразильская империя, то здесь Ройял Нэви ждет неприятный «сюрприз» — ближайшие стоянки в Африке. А мы предупредим «соседей», что враждебные действия против нас из их портов есть прямой «казус белли», со всеми вытекающими последствиями. Понятно, что местным олигархам на это будет наплевать, а потому в каждой стране у нас должны быть союзники в толще народа, с помощью которых можно устроить пронунсиаменто, или революцию, что сметет режим…
— Не ходи вокруг и около, — мрачно произнес Лопес. — Я не мальчишка и если принял решение, то всю эту самую компрадорскую буржуазию с банкирами «пущу под мачете», как ты любишь приговаривать, и плакать по предателям не стану. Именно изменникам, что продают собственные народы иностранному капиталу с потрохами, откладывая сворованные у него деньги по банковским счетам в Лондоне и Нью-Йорке. Эту заразу истребить надобно, выжечь каленым железом, чтобы духа не осталось. У капиталистов нет совести, ее деньги заменяют, и они кому угодно за них служить будут!
От слов Лопеса Алехандро «припух» — такой вспышки искренней ярости он от него никак не ожидал. И теперь понял, что пойдет до конца — с подобной неистовостью он сталкивался у Фиделя, хотя тот уже был стар, и у даже смертельно больного Уго. И можно представить какими были другие «революсионарио», которые погибли за идеалы «светлого будущего». А в том что мир капитала растлевает и «выхолащивает» народы, паразитируя на них, он и сам прекрасно знал — жил в таком.
— Хватит ли у тебя решимости, брат?
— У тебя позаимствую, если устану, — отшутился Лопес,
— Мелкая буржуазия очень нужна, даже крестьяне по своей сущности ими являются. Практика советских колхозов меня не привлекает, а вот совхозов очень даже. Возникло ощущение, что Ленин ее списал у нас — у инков они были, у отцов-иезуитов, и у нас сейчас «поместья родины» приносят в казну большие доходы. А это означает правильность их создания, подобные хозяйства проверены практикой длительного времени и полностью раскрыли свою состоятельность. Ты на латифундии посмотри — там тоже самое происходит, только доходы идут в карман владельца, а тот не делится деньгами с теми, кто их реально заработал. С такой порочной практикой нужно кончать, чтобы и впредь не было наглого присвоения индейских земель, и порабощения труда свободных людей. Конфисковать все неправедно нажитое, и пусть будет «поместий родины» больше, и люди жить станут лучше. Все люди, а не одни владельцы огромных угодий, что возомнили себя «вершителями судеб» многих сотен жизней простых людей.
Последние слова прозвучали уже приговором, окончательным и беспристрастным, не подлежащим отмене или «смягчению». Алехандро стал быстро просчитывать последствия такого решения, причем делал это вслух, приводя доводы по давней методике «про» и «контра».
— Хм, ну ты даешь, брат. Парагвайцы поголовно только «за», за тобой симпатии всех индейцев, негров и мулатов, а также огромного числа безземельных работников. То есть где-то три четверти населения Уругвая и Аргентины — это так, навскидку подсчитано. Мелкая буржуазия только «за» — лавочники и «мелочные» торговцы ненавидят сетевые магазины, как ремесленники заводчиков. «Мелкий бизнес» только обрадован будет, как и пролетарии с маргиналами. Это где-то еще пятая часть населения, в поддержке которой можно не сомневаться. Я говорил с пленными аргентинцами — они жаждут свести счеты со своими продажными политиками и властителями. Остается около пяти процентов тех, у кого реальная власть с землями и деньгами, и теми, кто им прислуживает — всякие там владельцы газет с репортерами, полиция, купленные с потрохами депутаты, чиновники, присосавшиеся как клопы к казне, и прочая прислуга, без которой любая «демократическая власть» просто существовать не может. И генералитет — особенно те из них, кто за войну против нас ратовал, и сейчас по их приказу индейцев-гаучо истребляют. А вот эти персонажи под рукой войска имеют. И учти — я не касался собственно столицы и всей окружной провинции — эти воевать будут, там не пять процентов, а все пятьдесят наберется — им головы задурят…
— Задавим потихоньку — Уркис с войсками подойдет, ты с флотом в Ла-Плате. И выводы сделают, когда мы начнем «давить» их политиканов. Но лучше это сделать руками Уркиса — за это его и убьют, пусть раньше, чем на самом деле убили. Но позже, чем мы новый «Тройственный альянс» создадим официально, уже против Бразильской империи, а затем общую «Конфедерацию». В которой полностью «зачистим» олигархов, латифундистов и банкиров — мне не нужны те, кто реально управляет своими странами, покупая оптом и в розницу, как ты сказал, своих политиков. Они вредоносны для нации, гангрена в ее крови, паразиты на теле.
Лопес остановился, он хрипло дышал — и с такой неистовой убежденностью произносил слова, что Алехандро осознал — «хефе» действительно многих «зачистит», крови он совершенно не боится, ни своей, ни чужой. Но раз так говорит, то хорошо понимает, что иначе с «самосятами» никак не обойтись — или они прикончат республику, либо раздавить кубло ядовитых змей раньше, чем они высунут зубы…
Правительство на начало войны — в центре Франциско Лопес, президент, крайний справа его младший брат Венансио, военный министр. Слева направо глава казначейства Марио Гонсалес, вице-президент Доминго Санчес и министр иностранных дел Хосе Бергес…