Patria o muerte

Романов Герман Иванович

Плохо было то, что в море тогда находились только три крейсера, которые сейчас могли время от времени прорываться в Монтевидео, по крайней мере, оба «города» смогли это сделать и прийти на ремонт. А вот «Эсмеральда» пропала, возможно погибла в шторм. Но шороха три парагвайские «алабамы» навели изрядно, недаром от Лопеса в категорической форме потребовали прекратить каперство — маршал уступил настойчивым «пожеланиям» европейских «союзников», связываться с ними было рано. Тем более, собственно бразильских пароходов было мало, вся торговля велась под флагами Британской и Французской империй. Однако «уступчивость» Лопеса требовала и ответных шагов — Лондон с Парижем «прикрыли глаза» и пропустили в Парану две винтовые шхуны, что привезли «прусский заказ» — полевую артиллерию с боеприпасами и прочее

военное имущество, и выпустили несколько пароходов с нужными для европейцев грузами. В тех же германских землях значительно вырос спрос на травяной напиток мате, «парагвайский чай», потому-что цену на нормальный чай англичане держали неимоверно высокую, дорожа положением монополиста. И так продолжалось девять месяцев, и стало понятно, что европейцы пусть в такой форме, но поддержали Бразилию, опутанную ими кредитами, и империя получила свои броненосцы, значительную часть которых сама построила, а еще пара как раз из «парагвайского заказа», перепроданного англичанами бразильцам. Но вот французы поступили иначе — они продолжали строить башенный броненосец «Немезида», отказавшись продавать его Бразилии, видимо, император наполеон решил сохранить личные отношения с Лопесом как дружественные. Корабль уже достраивался и вооружался, вот только тут «нейтралитет» соблюдался — передача броненосца откладывалась до окончания войны. А жаль — броненосец имел тысячу четыреста тонн водоизмещения и пару башен с двумя нарезными 70-ти фунтовыми орудиями в каждой.

— Из нашего заказа «Лима Баррозу» и «Байя» — первый с двумя башнями, второй с одной, — негромко произнес капитан де навио Ортис, ставший начальником штаба флота. — На первом четыре, на втором пара 120-ти фунтовых пушек — он разнесут мой броненосец. Дальше два корабля с центральной батареей — эти строились сами бразильцами, при помощи англичан. «Тамандаре» и «Барозу» одинаковы, вдвое меньше по водоизмещению, и вооружены также «половинчато» — по паре 70-ти и 68-ми фунтовых пушек. На «Баррозо», что в честь их адмирала назван, что у нас в плену умер, тот же набор орудий, добавили лишь одну 120-ти фунтовую пушку.

Ортис говорил уверенно — дон Доминго наладил военно-морскую разведку, имел довольно толковых агентов даже в бразильском флоте, и был в курсе многих приготовлений противника. Кроме того, удалось сделать фотографические снимки построенных броненосцев, их по прибытию фотографировали все кому не лень, а нет лучшего «прикрытия» для агента, чем работа газетным репортером. В эти времена нравы стоят почти патриархальные, так что система разведки или шпионажа, кому какое слово понравится, развертывалась в относительно «тепличных» условиях.

— Эти пять броненосцев все, что сейчас есть боеспособного у императора Педру, сеньор альмиранте. Но в Англии уже завершается постройка еще двух броненосцев из «нашего заказа», и к ним пара броненосных корветов, с сильной носовой батареей. И на собственных верфях в этом году заложили сразу полудюжину небольших мониторов где-то в четыреста тонн, и с деревянным набором с установкой поверху плит. Вооружение из одной 70-ти фунтовой пушки, которую будут ставить в башне.

— Десять кораблей еще, к тому же шесть специально для речных сражений. Нет, восемь — если на корветах огонь концентрируется в носовом залпе, то они строятся специально для боя на встречных курсах, что характерен именно для речных столкновений. Серьезная заявка, чтобы мы к ней легкомысленно отнеслись. Но раз это все что имеет Бразилия, и сейчас перед нами все их действующие силы, то определенные перспективы вырисовываются. Если мы им нанесем поражение этой эскадре, утопив два-три броненосца, то новые броненосцы и мониторы появятся только в следующем году.

— Вы правы, дон Алехандро — гибель даже трех кораблей не заставит императора отказаться от войны и заключить мир. Республиканцы и так объявили две провинции «независимыми», власть держится только на обещаниях скорой победы, а ее все нет и нет.

— И вряд ли будет, ведь Уругвай сейчас на нашей стороне, там наша дивизия, а вот бразильцы потерпели от генерала Рескина поражение. А без поражения нашей флотилии и захвата господства, в Ла-Плате они не удержатся, и после ухода Буэнос-Айрес мы, скорее всего, возьмем…

Зародившаяся в голове мысль серьезно

озадачила Мартинеса, он потянулся за сигарой и очень долго ее раскуривал. Маршал Лопес в условиях войны освободил его от ноши военного министра, став им сам, а заодно и главнокомандующим, объединив в своих руках всю полноту власти. Просто его брат Венансио отвечал за Парагвай, став командующим местными войсками, Алехандро отвечал за флот и оборону с моря Уругвая с Риу-Гранди, чтобы неприятель не высадил десант. Но теперь как раз та ситуация как и при Риачуэло — победа над бразильской эскадрой теперь точно покончит с войной, благо европейские корабли покинули эстуарий, и теперь сами ожидали чем закончится «заварушка».

— Скажи мне, как ты смотришь на то, чтобы перетопить все броненосцы противника? И не просто так, а постараться захватить два-три из них в относительно приличном, мало поврежденном состоянии. Так что можно было бы их ввести в состав нашего флота в самые ближайшие месяцы.

— Это стало бы грандиозной победой, какой не знали никогда здешние воды, сеньор альмиранте. А вы ведь сможете, о том наши моряки и говорят между собой. И война после этого сразу закончится — если у нас будет три-четыре броненосца, то действуя вместе с корветами, мы блокируем Буэнос-Айрес и быстро принудим его принять наши условия. Ведь у нас есть флот, а у них его нет — да и армия у маршала не уступит по силе.

— Это хорошо, остается только подумать над тем, как провернуть это дело. Перетопить хотя бы половину кораблей противника, мы сможем в ближайшие дни, но нам нужно другое — захватить их как «Амазонас». И желательно в неповрежденном состоянии.

— Захватив ночью на абордаж? Это было бы здорово!

Начальник штаба воодушевился, пылкий как все парагвайцы он «загорелся» идеей. А вот Алехандро покачал головой, прекрасно зная, что тогда бразильцы ожидали именно такие действия, а сейчас после горького урока под Риачуэло они будут ожидать от парагвайцев именно ночной абордаж, и заранее подготовятся к нему, устроят «горячую встречу».

— Хотелось бы, но лучше подумать, как их заманить в ловушку…

Во время войны против «Тройственного альянса» парагвайцы пытались взять на абордаж бразильские броненосцы. Вот только противник под прикрытием брони расстреливал картечью и из винтовок отчаянных храбрецов, из которых мало кто возвращался после таких «безумных предприятий». И хотя Элиза Линч пообещала за победу пить с героями канью и курить сигары, но вот только это ее желание ни разу не сбылось…

Глава 30

— А ведь поверили имперцы, что мы через Уругвай обратно уходим, поверили. Ну да, я бы тоже «купился», загнав часть вражеской эскадры в тупик, в котором любой маневр исключен. И разделил бы силы без опаски — ведь каждая из двух частей сильнее одного единственного броненосца противника. Но как горит-то, зрелище вышло действительно эпохальное.

Алехандро тихонько бормотал себе под нос, будто творя молитву, но при этом внимательно рассматривая в бинокль происходящее. Пароход действительно был объят пламенем, расстрелянный в упор двумя бразильскими броненосцами. Тяжелые 68-ми фунтовые бомбы с легкостью сокрушали не такой и толстый деревянный борт бывшего бразильского корвета, уже как год носящего на флагштоке парагвайский триколор.Вместе с обреченным кораблем погибала и парочка с умыслом подставленных под удар противника барж «чато». Это была уже вторая группа парагвайских кораблей, которыми он умышленно пожертвовал, чтобы вражеские броненосцы увлеклись истреблением слабейшего противника, и прошли по Уругваю как можно выше по течению. И замысел удался, пусть и не в полной мере — три небольших казематных броненосца поперли вверх, сокрушая подставляемые под обстрел 70-ти и 68-ми фунтовых орудий пароходы и суда. А сам Мартинес испытывал неимоверную горечь — на его глазах гибли парагвайские моряки, героически сражавшиеся, и не знающие, что это он сознательно отправил их на смерть, хладнокровно определив в жертву.