Пепел. Гори оно все...
Шрифт:
— Тогда, — прошептал он, его голос был как бархат, — я сделаю так, чтобы ты сама захотела сказать «да».
Губы нашли губы, завладевая, проникая, заполняя собой. Рука зарылась в ее волосы, не давая лицу отпрянуть, уйти от поцелуя.
Альбина чуть отодвинулась, переводя сбившееся дыхание.
– И ты пожертвуешь семьей ради этого? – вдруг в лоб спросила она.
– Что? – моргнул Ярослав, не сразу поняв, о чем она говорит.
– Я уволюсь, Ярослав, — сказала она твёрдо, её голос был как металл, несмотря на дрожь в теле. — Если ты не прекратишь своих игр со мной, моё заявление сегодня же вечером будет на твоём столе.
Слова прозвучали, как выстрел, и она увидела, как его лицо
— И чего этим добьёшься, малышка? — прорычал он, его голос был низким, ядовитым, пропитанным ехидством. — Разхреначишь карьеру? Будущее? Ради чего? — Его тон стал резче, его глаза полыхнули, как угли, и он наклонился ближе, его лицо было так близко, что она чувствовала жар его кожи. — Альбина, ты же не дура, в конце концов? Или что, думаешь, в этом городе кто-то решит взять тебя на новую работу, если мне это не понравится?
Его слова били хлыстом, и Альбина почувствовала, как страх сжимает её грудь, но не отвела взгляд. Её сердце колотилось, её кожа всё ещё горела от его поцелуев, но в её душе росла сила, холодная и острая, как шипы акации. Она знала, что он пытается запугать её, вернуть контроль, но она не сдастся. Не теперь, когда наконец-то поняла, чего стоит её свобода.
— В том-то и дело, Ярослав, — ответила она, не опуская головы, её голос был твёрдым, но с лёгкой дрожью, как натянутая струна. — Этот город — не единственный на планете. Твои руки длинные, но они не дотянутся повсюду. Мама и Эльвира хотят мира в семье, Артур — тоже. Что они сделают, если узнают, что я готова их простить, готова восстановить отношения, но из-за твоих домогательств уеду, проклиная всех вас? — Её глаза сверкнули, голос стал громче, полным яда, который копился в ней слишком долго. — Знаешь, что я поняла за эти выходные?
— Что? — прошипел он, его лицо перекосило, а рука на её талии сжалась так, что она едва не поморщилась. Его глаза были как буря, полные злости и недоверия, как будто он не мог поверить, что она осмелилась бросить ему такой вызов.
— Что я — тоже часть вашей семьи, — сказала она, её голос был как клинок, режущий воздух. — Точнее, своей, а скоро стану и твоей, хотя мы оба этого не хотим, если я правильно поняла. Давай, Яр, — она намеренно сократила его имя, как удар, — возьми меня прямо здесь и сейчас — я даже сопротивляться не буду, потому что тело на тебя реагирует, этого не скрыть. — Её голос стал тише, но в нём была яростная насмешка, и она прижалась к нему сильнее, касаясь его груди своей. — Но завтра же моей ноги в этом городе не будет. Потому что я тебя не люблю. Потому что ты мне неприятен до отвращения. Потому что ты, старый енот-потаскун, полез на меня — молодую девушку, забыв, что тебе пора бы внуков нянчить! И скоро моя сестричка тебе их подарит! И трахнув меня на своём столе, Яр, ты всю жизнь будешь знать, что против желания взял члена своей семьи! Не думаю, что Артур тебе за такое скажет спасибо! Ты сам говорил, что любишь его, ведь так? Так давай, одним своим трахом, одной своей похотью отрави его счастье и его идеальную свадьбу!
Её слова были как взрыв, каждое из них — как удар, и она увидела, как его лицо искажается от ярости. Глаза полыхнули, челюсть сжалась, и на миг она подумала, что он сейчас сорвётся, что его рука, всё ещё сжимающая её талию, сейчас причинит боль. Его дыхание стало рваным, грудь поднималась и опускалась, как у зверя, загнанного в угол. Он смотрел на неё с смесью бешенства, недоверия и чего-то ещё — растерянности, как будто её слова задели что-то
– Сука....
– прохрипел он, резко отталкивая ее от себя и почти отскакивая назад.
– Ах ты маленькая сука!
— Ты хороший учитель, Яр, — резко и холодно бросила она, с лёгкой насмешкой, как будто возвращала ему его же игру. — Ты на самом деле прекрасный учитель. Я расту рядом с тобой, этого не отнять. — Она выпрямила плечи, её глаза встретили его, не отводя взгляда. — И давай всё так и оставим. Сделаем хорошие лица при плохой игре, наладим отношения в семье. Переживём эту грёбаную свадьбу твоего сыночка и моей сестрички. И просто забудем друг о друге.
Её слова были как финальный удар, и она видела, как его лицо искажается ещё сильнее, как глаза темнеют от бешенства. Он шагнул к столу, его кулак с силой обрушился на деревянную поверхность, и звук удара эхом разнёсся по кабинету, как гром. Стакан с водой дрогнул, чуть не опрокинувшись, и она почувствовала, как воздух сгущается, как его ярость заполняет пространство.
— Пошла вон! — рыкнул он, его голос был хриплым, полным ненависти, его глаза горели, как у зверя, потерявшего контроль. Его рука всё ещё дрожала, его грудь вздымалась, и на миг она подумала, что он сейчас бросится за ней, но он остался на месте.
— С удовольствием, — ответила она, её голос был спокойным, но в нём была сталь, как будто она не просто уходила, а ставила точку. Она развернулась на каблуках, её движения были плавными, но уверенными, и направилась к двери. Её пальцы сжали ручку, и она плотно закрыла дверь за собой, звук щелчка был как финальный аккорд их противостояния.
30
– Как ты его назвала? – вытаращил глаза Димка.
– Енот-потаскун, - едва сдерживая довольную улыбку, ответила Альбиня. – Я этого козла и в телефон так занесла. Смотри, - она развернула к другу экран, показывая сообщение Ярослава. То единственное сообщение, которое получила от него, после перечисления денег на счет.
Дима сорвался в хохот. В такой, что на них оглянулись все посетители кафе, в котором они сидели. Смеялся долго, до слез, и смех его больше напоминал истерику. Да и сама Альбина тоже расхохоталась, понимая вдруг, что искренне смеется впервые за эти кошмарные две недели.
– Ты еще выражения его лица, Дим, не видел, когда я ему все высказывала! И про возраст – его перекосило, и про внуков - аж трясло, и про то, что он полез на меня…. Дим, я в тот момент вдруг себя живой почувствовала, понимаешь?
Отсмеявшись, Дима налил подруге еще чая из стеклянного чайничка. Сама Альбина с удовольствием откусила кусочек чизкейка.
– Только, Аль…. – задумчиво отозвался он, - Ярослав тебе этого никогда не простит. Не тот человек, чтобы снести такое оскорбление. Ты нашла его болевую точку и не одну – это его вызверит окончательно. Теперь тебе вдвойне осторожной надо быть….
– Он ничего не станет предпринимать до свадьбы, - покачала головой девушка, глядя на летний город, на который опускались сумерки. – Он согласился на эту авантюру со свадьбой…. – она потерла грудь в районе сердца, - пусть и скрипя зубами. Теперь ему важно сохранить видимость порядка в семье, видимость контроля. Он и меня-то отпустил с тем, что я поставила ультиматум: тронет – устрою веселую жизнь Эльке и Артуру. Понятно, что и на меня управу найдет, но нервов я им помотать могу… Эличке ведь надо, чтоб я ее простила, чтоб снова стала старшей сестричкой, подтирающей ее жопу…. Мамочке моей я просто необходима – кто будет ее гребанные помидоры сажать? Эличка теперь в деревне года три не покажется. Мать хоть и счастлива за нее, а оценивает трезво. Я ж для них…. – она горько поморщилась, - для всех них – расходный материал…. Но нужный и в хозяйстве полезный….