Перед лицом Родины
Шрифт:
Дубровин, выпив водку, налитую Сидоровной, посидел немного задумавшись, потом встал.
— Вы меня извиняйте, господа иностранные. За ради бога, извиняйте. Я вам наговорил тут такого много поганого, что и самому стыдно стало. Брехал я все. По злобе своей брехал. Простите и вы, товарищи, — посмотрел он на Сазона и Незовибатько. — Не судите зазря… Прощевайте!
XXXV
Константин не спал всю ночь. Дождавшись, когда на взъезжей квартире все угомонились, он
На улице было тихо и пустынно. Луна, как помятая дыня, висела над станицей, рассеивая повсюду тусклый призрачный свет. На окраине станицы хрипло и яростно лаяли собаки.
Константин направился к дому отца. Вот он, старый белостенный дом, в котором Константин родился, провел свое милое детство, забурунное отрочество, да и большую часть юности.
С сердечным замиранием коснулся от щеколды калитки.
«Блудный сын переступает порог отчего дома после долгих лет скитаний на чужбине», — горестно усмехнулся он.
Он открыл калитку и вошел во двор, залитый лунным светом. Из-под сарая, загремев цепью, остервенело глухим басом залаял пес. Убедившись, что собака на привязи, Константин прикрыл калитку. Перейдя через двор, поднялся на крыльцо и постучал в дверь.
В сенях послышались шаги.
— Кто это? — спросил глуховатый мужской голос.
«Кажется, брат Захар?» — подумал Константин и спросил:
— Ты, Захар?
— Я. А ты кто?
— А вот откроешь — увидишь…
— Ну, а все-таки?
— Да открывай, Захар, открывай, дорогой. Чего боишься?.. Свой я.
— Голос что-то знакомый, а не пойму кто, — пробормотал Захар и, откинув засов, открыл дверь. — Кто это? — всматривался он в Константина. Не угадаю. О! — вдруг вскрикнул он с испугом. — Да неужто ты, Костя?
— Я, родной, я, — срывающимся от волнения голосом промолвил Константин.
Они бросились друг к другу в объятия.
— Откель же ты, братец, заявился? — спросил Захар, утирая глаза рукавом рубахи.
— Тихо! — предупредил его Константин:
— Ну что же мы стали тут-то? — прошептал Захар. — Входи, Костя, в хату…
— Нет, не надо. Посидим здесь, поговорим на крылечке.
Они стали на ступеньках крыльца. Захар удивленными глазами оглядывая Константина с ног до головы.
— Братец, стало быть, ты жив-здоров? — спросил он.
— Как видишь.
— А письмо-то мы от тебя осенью получили. Мать панихиду за упокой души твоей отслужила…
— Намеревался, Захарушка, руки на себя наложить, да вовремя одумался. Захотелось еще немного пожить, повидать родину, родных…
— Ну и правильно сделал, братец, — сказал Захар. — Успеем еще належаться в сырой земле. Как бы ни было иной раз плохо, а на свете белом жить хочется…
— Отец дома? — спросил Константин.
— Эх, отец, отец! — печально проговорил Захар и заплакал. — Нету теперича у нас бати.
— Как нет? Умер, что ли?
— Нет, не умер, — замотал
— За что?..
Захар тихо и неторопливо стал рассказывать брату, какие события произошли в их доме.
— А мать где? — спросил Константин, подавленный рассказом брата.
— Маманю забрал к себе Проша.
— Значит, ты один живешь с Лушей?
— С женой да с ребятами. У меня ж двое сынов — Леня да Ванятка. Хорошие ребята, хочу учению им надлежащую дать…
Константин задумался. Вынув из кармана бумажник, он отсчитал довольно крупную сумму и передал брату.
— Купи ребятам что-нибудь на них.
— Спасибо, братец.
— А Прохор как живет?
— Да кто ж его знает? — как-то уклончиво ответил Захар. — Я у него ни разу в Ростове не был. Служит он в штабе военного округа, навроде в больших чинах. Но маманя писала, что зараз у него неприятности пошли из-за нашего бати… На партийной собрании навроде проработка была. Как бы еще со службы не уволили…
— Да при чем же Прохор? — пожал плечами Константин. — Разве он отвечает за поступки отца?
Хотя у Константина уже давно были порваны всякие отношения с семьей, но все то, что он услышал сейчас от Захара, его огорчило.
— Так, — вздохнул он. — Значит, дела неважные…
Улучив момент, Захар робко спросил:
— Костя, а как же ты все-таки попал сюда, а?
— Попал я, брат, в Советский Союз вполне законно… С иностранной делегацией. Слышал, наверно, вчера к вам в станицу приехали иностранные корреспонденты?..
— Слышал.
— Так вот я с ними вместе приехал. Не под своей фамилией, конечно. Ты, Захар, обо мне никому не говори. Скажешь под строгим секретом только одной маме. Передай вот ей от меня, — снова вынул он из кармана бумажник. — Пусть себе купит на платье в память обо мне… Мама… Сердце ее, наверное, изболелось по своему непутевому сыну… Ну, прощай, Захар, прощай, брат, — сказал Константин, вставая. — Теперь мы с тобой больше уже никогда не увидимся. — Он поцеловал брата и ушел.
Стоя на крыльце, Захар влажными глазами смотрел ему вслед до тех пор, пока он не исчез за воротами.
Выйдя на улицу, Константин направился не на взъезжую квартиру, а в степь, к кургану, где, как было условлено, он должен был встретиться с Воробьевым.
XXXVI
Что может быть краше и милее родной земли в ее весеннем уборе для истосковавшегося русского сердца?
Давно уже отгремели битвы, не клубятся дымы сражений на твоих полях, не слышно в степи воинственных криков. Бескрайней синевой повисло над цветущей землей покойное низкое небо. И кажется, что только у нас оно такое ласковое, такое нежное. Медлительно плывут по нему легкие облачка. Все вокруг искрится в сиянии утреннего часа. Напоенный ароматами степных трав, воздух чист и прозрачен.