Перекрёстки Эгредеума

Эмпирика Аттонита

На лице его — печать ужаса и отчаяния.

ГЛАВА 15. ТАИНСТВЕННАЯ ИГНАВИЯ

***

Эмпирика не знала, сколько времени провела, раскачиваясь на подвесной койке в темноте под грохот волн и скрип содрогающегося под их ударами корабля. Перед глазами тошнотворно мельтешили фиолетовые вспышки, отдаваясь тупой болью в отяжелевшей голове. Измученная долгим бодрствованием, она провалилась в странное полузабытьё, полное кружащихся фиолетовых огней, призрачных видений, недоступных осознанию, но кажущихся смутно

знакомыми, и эха далёких голосов, звучащих, словно в тоннеле. Она ясно различала обрывки слов и фраз, но не понимала их смысл. А потом расцвеченная фиолетовыми всполохами темнота начала сгущаться, и вращающаяся бездна заполнила собой всё пространство, в котором вспыхивали и тут же гасли образы невиданных серых домов и чёрных башен, проносящихся мимо в бесконечном падении.

Когда она снова пришла в себя, в каюте было спокойно и тихо. Тесную комнату, где не было ничего, кроме двух коек и прибитого к полу стола, тускло освещала масляная лампа. Шатаясь и держась за стены, Эмпирика выбралась на пустую палубу. Небо просветлело, и оранжевый лик Мерры как ни в чём не бывало проглядывал сквозь редкие розовые облака. Часовая луна замерла в полуденной точке. Впереди виднелись расплывчатые очертания высоко вздымающегося над водою гигантского вантового моста, словно сотканного из бледно-янтарного свечения, оба конца которого терялись за горизонтом.

— Где мы? — поднявшись на мостик, едва слышно спросила принцесса Белтейна, стоящего за штурвалом.

— Подходим к Кануму.

Нет, нет, это бессмысленно! Тогда им останется только погибнуть в подземелье — если не от рук демонов, то от голода. Рано или поздно, но на Кануме их ждёт только смерть. И последняя надежда для всего мира будет потеряна.

Где же Хранитель?

— Нужно поворачивать на Игнавию, — глухо молвила она.

Феоссар вскинул брови.

— Боюсь, это совершенно невозможно.

Нужно поворачивать сейчас, потом будет поздно — она чувствовала.

Её объяла паническая тревога. Голос задрожал.

— Прошу, это необходимо… Я… я приказываю.

Губы Белтейна скривились в недоуменной полуулыбке.

Он молча покачал головой.

Разумеется, никто не воспринимает её всерьёз.

Цепкая хватка отчаяния сдавила сердце. Но к трепету, порождённому страхом, примешивалось что-то другое: тягостное, зловещее, мутное. Затаённая тихая ярость, разливаясь по телу, закипала медленно и неумолимо.

Она хотела что-то сказать, но спазм сдавил горло, содрогнувшееся судорожным хрипом.

— Всё в порядке? — встревожился феоссар.

Эмпирика не ответила. Невыразимый ужас воспоминания — это чувство было ей знакомо. Чудовищное ликование чуждого существа, подчиняющего себе её сознание. Или… сливающегося с ним. Словно чья-то безжалостная рука вцепилась в душу мёртвой хваткой — и, вырвав прочь, швырнула в липкое муторное наваждение, где разнородные движения множества воль и разумов змеятся в едином клубке.

— Эгл-о Аш-Таше! Азг

Горгорогаш!

Острые, как камни, стремительные, как ветер, срывались жуткие слова с безвольных губ.

Чёрных вихрь. Громовая вспышка — прореха тьмы в ясном небе.

Нет, превеликие солнца и звёзды, нет! Она могла бы поклясться, что не проронила ни звука — и всё же…

Белтейн бледен, как полотно.

Глаза округлились от ужаса, и губы дрожат беззвучным шёпотом. Рука тянется к мечу.

Миг — и чёрные тени, извиваясь, как щупальца неведомой громадной твари, вырываются из воды. Тянутся к феоссару.

Миг — и он скрывается за бортом.

Всё тихо.

Чудовищная слабость. Эмпирика падает на колени, из последних сил поднимается и, шатаясь, спешит убраться с мостика.

В глазах темно, её трясёт и мутит, голова гудит нещадно, она не разбирает дороги и едва не врезается в Ир-Седека.

Тот отшатнулся. Лицо его вытянулось от растерянности.

Видел ли он?

— Всё в порядке? — выдавил принц, спешно натягивая нервную улыбку. — Что-то случилось?

Гул в голове нарастал, становясь нестерпимым, от чего глохли звуки и меркли цвета. Сейчас бы изображать величественную невозмутимость, как подобает особе королевских кровей, непричастной ни к каким убийствам и чёрному колдовству — но принцессе было уже не до приличий. Она только неуверенно кивнула — и на большее не хватило сил. Ноги подкосились, и тело повело в сторону. Вдавило в фальшборт. Согнуло пополам. Вывернуло наизнанку.

***

Лёгкий ветерок гулял по палубе. На пустом мостике протяжно скрипел штурвал. Корабль поворачивал на север.

— Что это? — всполошённые феоссары взбегали по трапу.

— Где Белтейн?

Несколько воинов бросились к штурвалу.

— Эмпирика, принц, — подбежал обеспокоенный Хранитель. — Вы не видели Белтейна?

Молчание.

Вздрогнув, Ир-Седек покачал головой.

— Навались! — неслись с мостика яростные крики.

Всё тщетно.

Феоссары вместе с Хранителем не могли сладить с проклятой штуковиной. Штурвал не поддавался, движимый какой-то неодолимой дьявольской силой.

— Проклятье!

— Белтейн, чтоб тебя!..

***

Обессилевший Хранитель рухнул на подвесную койку.

— Не понимаю, — мрачно процедил он. — Просто не понимаю…

Эмпирика тихо сидела рядом, дрожа от холодного ужаса.

Нужно ему сказать. Нужно сделать что-то.

— И ещё Белтейн куда-то пропал, — бормотал Хранитель. — Он, конечно, грубиян, но я обязан ему жизнью.

Тупая боль в груди сжимает сердце. Что она наделала…

— Ведь это он нашёл меня. Тогда, на поле… И ещё старик шаман. Откуда он только взялся? И зачем вступился за нас? Он кинулся с посохом прямо на демона. Помню только яркий голубой свет. И сокрушительный взрыв. Нас отбросило волной. Только благодаря ему мы выбрались.